Современник из прошлого века. Глава 4*
<...> Пока инженер занимался помещичьим делом, в Министерстве путей сообщения было создано Временное управление казенных железных дорог. Государство взяло в свои руки строительство и раздачу подрядов. Русско-турецкая война показала слабую мобильность частных дорог и недобросовестность концессионеров. Как
68
69
мы помним, Михайловский на Кавказе решил никогда больше не работать по частным подрядам и дождаться казенной постройки. Теперь ожидания сбылись.
Он подал прошение на имя Александра III о прикомандировании его к Временному управлению. 26 мая 1886 года приказом по МПС он был назначен на строительство Самарско-Златоустовской железной дороги начальником 9-го участка на линии Уфа-Златоуст. Михайловский 2-й -так именовали Николая Георгиевича в приказах по министерству в отличие от начальника всех работ на линии Самара-Златоуст Константина Яковлевича Михайловского 1-го.
Не мешкая ни дня, он выехал на место и определил свою контору в поселке Усть-Катав на западном склоне Южного Урала, где речка Катав впадает в Юрюзань. Инженерный штат участка состоял из начальника, помощника, техника и четырех начальников дистанций.
Так начал Николай Михайловский свое движение на восток, в сторону Сибири.
«Кажется, будто нога человеческая здесь еще не бывала, – не только человека, но и следов его не видно», – писал он жене, приступив к изысканиям. Наскучавшись по делу, целыми днями находился он в поле, с 5 часов утра до 9 часов вечера, и, как всегда в работе, испытывал огромное удовлетворение: «Устаю, но бодр, весел и слава богу здоров... Чувствую себя на месте, вижу, что я опытный и знающий инженер».
Он был очень доволен, что в первые же недели, просчитав несколько вариантов, нашел такой, который даст 300 тысяч экономии по сравнению с другими возможными.
Единственно, что его мучило – это тяжелая болезнь матери, живущей в далекой Одессе. Его письма матери с Урала похожи на прощальную клятву: «Дорогая моя голубка, мама! Очень часто думаю о Вас и молю бога, чтобы облегчил он Ваши страдания... Все пройдет, все минет, все дойдет до назначенного ему, но выращенное Вами поколение все будет продолжаться, передавая из рода в род завещанную Вами нравственность, честь и семейственность из рода в род».
С Глафирой Николаевной была Надежда Валериевна с Дюсей и Сережей. В сентябре мать умерла от рака.
Надежда Валериевна с детьми переехала на Урал. Всю зиму Николай Георгиевич, вместе с сотоварищами-инженерами и отрядом рабочих, работал в поле, а вечера
69
70
были заняты вычерчиванием планов и профилей. Надежда Валериевна часто никак не могла зазвать на ужин увлекшихся инженеров.
Дело в том, что итоги летних изысканий уже были посланы начальству на утверждение, но Михайловский нашел новые, более экономные варианты и спешил разработать их до весны, когда казна начнет заключать подряды на строительство. Иначе ведь если с подрядчиками успеют заключить договоры по старым вариантам, то они будут протестовать против уменьшения и удешевления работ.
Однажды он взобрался по крутому откосу реки на то место, где вчера остановились, оглядел местность, где сегодня будут продолжать изыскания. Там Юрюзань делала такой острый заворот, что приходилось на протяжении пятидесяти сажен пересекать ее дважды двумя громадными мостами. И возникла мысль, от которой, как он сам писал, «мурашки пробежали у него по спине»: вместо двух мостов построить один тоннель. Он тут же занялся своим любимым делом: подсчетами. Выходило, что тоннель длиной 30 сажен обойдется в 60 тысяч рублей, а 10 сажен высоты одного моста будут стоить 250 тысяч.
Товарищи, в общем, одобряли неуемность начальника участка, но все-таки дополнительные изыскания утомляли их, и они с полушутливым отчаяньем встречали очередное выражение радости на его лице:
- Что, опять новый вариант?!
На второе полевое лето, в июне 1887 года, он писал жене, которая уехала с детьми в Гундуровку передохнуть от уральской зимы: «Про меня говорят, что я чудеса делаю, и смотрят на меня большими глазами, а мне смешно. Так мало надо, чтобы все это делать. Побольше добросовестности, энергии, предприимчивости, и эти с виду страшные горы расступятся и обнаружат свои тайные, никому не видимые, ни на каких картах не обозначенные ходы и проходы, пользуясь которыми можно удешевлять и сокращать значительно линию».
При обходе утеса пришлось проектировать большую выемку на значительной высоте, в 12 тысяч кубов скалы, что стоило бы 132 тысячи рублей. Чтобы обошлось дешевле, следовало нарушить технические условия, по которым радиус поворота линии не мог быть меньше 200 сажен. А выемка не понадобилась бы, если использовать радиус в 150 сажен. Технически это было вполне
70
71
допустимо, потому что при соответственном уклоне не прибавляется сопротивления от более крутого радиуса, да еще если невдалеке поставить станцию, где скорость поездов будет снижаться.
На уральских изысканиях Николай Георгиевич проявил две важные черты своего характера: постоянное недовольство своим уровнем знаний и упорное умение неопровержимо доказывать реальность и выгоду своих проектов. Тот самодовольный возглас, что он «опытный и знающий инженер», мимолетно вырвался не от самоуверенности, а от счастливого взлета души, потому что любимая работа снова заладилась в собственных руках. Но как только задумал он тоннель, так обнаружил у себя техническую малограмотность.
В рассказе «Вариант», который был написан в Катаве по горячим следам и который мы знаем только благодаря Надежде Валериевне, потому что Михайловский порвал его тотчас после написания, а жена склеила по кусочкам и, сохранив, опубликовала уже после смерти мужа, Николай Георгиевич самобичующе признавался: «Первые годы практической деятельности отсутствие правильной теоретической подготовки мало чувствовалось, – во-первых, изучение практической стороны дела требовало не мало времени, во-вторых, и роль была все больше исполнительная. Теперь, через двенадцать лет... приходилось выступать уже в такой роли, где требовалось много инициативы, путь открывался для широкого творчества, и на каждом шагу он чувствовал все больше и больше свое слабое место – недостаточную теоретическую подготовку».
Он стал искать литературу по тоннелям, о которых в институте «читалось ровно две страницы», хотя строить тоннель и не входило в его обязанности. Но он считал необходимым защищать свою идею с «надлежащей авторитетностью».
В третью зиму работ на участке он усиленно пополнял теоретический багаж, тут же связывая его с практикой изысканий.
Михайловский 1-й, недовольный обилием вариантов, которые сыпались на его голову, ворчал:
- Варианты, варианты, без конца варианты, два года идут изыскания, а линии нет.
Николай Георгиевич не был «непокорным» инженером, но умел организовать победные атаки с малыми силами, как и его отец. Наезжая с Урала в Петербург,
71
72
в министерство, и в Самару, в управление работ, он доказывал свою инженерную правоту, выгоду для казны своих расчетов.
- Пятнадцать лет тому назад за все свои варианты я получил бы тысяч триста премии да поклон в ножки от хозяина-концессионера, а теперь я чуть не Христа ради выпрашиваю как милостыню принять мои варианты, – говорил он начальнику работ.- Вам угодно родине служить, полезным быть отечеству – вот вам грош, а вы хотите казну грабить – вот вам миллион. Умненько придумано.
Месяцы летели быстро, а дело двигалось медленно. Казенное дело, как всегда бывало на Руси, тут же обросло бюрократическим аппаратом, длинными путями согласований. Но, как тоже традиционно для нас, в каждой инстанции сплетались консервативные и прогрессивные силы. В конечном счете утверждены были в МПС и радиус в 150 сажен, и самые дешевые варианты.
За эти годы и семья привыкла к кочевьям, отъезжая то в Одессу, то на лето в Гундуровку, то зимой на холодный Урал. Оба, муж и жена, любили комфорт, умели создать его, но поразительно легко, совершенно естественно, обходились и без него. Для них жизнь не зависела от обстановки, условия жизни, удовлетворяющие их, не зависели от удобств жизни. Я лично считаю это признаком высокой интеллигентности.
Однажды, поздно вечером, уложив инструменты в сани, Михайловский поехал с дистанции домой. Зимняя дорога шла по реке, силуэты скал стеной тянулись по обе стороны. Линия, намечавшаяся по прежнему варианту, казалась при свете луны где-то в недосягаемой высоте, а новая, с использованием естественных уступов, без выемки, шла невдалеке от саней.
«Та, прежняя, – писал Н.Г.Михайловский, – как старая ведьма, скачет где-то в небе с утеса на утес. Я разыскал мою красавицу в этой бездне скал и утесов, вырвал ее у природы, как Руслан вырвал у Черномора свою Людмилу».
В журнале Русского технического общества «Железнодорожное дело» N 22 за июнь 1889 года была опубликована статья «Несколько слов об удешевлении постройки железных дорог в России» за подписью «Михайловский 2-й».
«Безопасность, защита государства, административные
72
73
удобства прямо пропорциональны количеству дорог данного государства», – писал он, утверждая, что России необходима широчайшая железнодорожная сеть. Поскольку надо строить много и быстро, то необходимо думать об экономии и удешевлении строительства. Он призывал не скупиться на изыскания наиболее выгодных вариантов, которые окупятся при строительстве, уменьшить вес вагонов, чтобы увеличить полезный груз, не тратиться на роскошь вокзалов.
Пришла пора обобщения опыта прожитых тридцати семи лет, и не только инженерного. В свободные зимние вечера он сел писать свою первую книгу «Несколько лет в деревне» – о недавней сельскохозяйственной эпопее. Эта книга пестрит цифрами – рублями, пудами, верстами, но весь экономический анализ насыщен такими мощными эмоциями, гневом, горечью, юмором, так плотно заселен живыми людьми – крестьянами, купцами, помещиками, интеллигентами – в их столкновениях и взаимосвязях, что книга читается взахлеб, словно роман о любви и ненависти. Главный вывод книги заключался в том, что нравственное и культурное оздоровление русской жизни возможно только при научном, рассчитанном по прогрессивным методам, развитии экономики страны.
Осенью 1890 года, по свидетельству Надежды Валериевны, к Михайловским в Усть-Катав заехал один их самарский знакомый, которого она обозначает как С. Имя этого С, в общем-то, и неважно, он не имел отношения ни к литературе, ни к железным дорогам. Познакомившись на досуге с рукописью «Несколько лет в деревне», он предложил отвезти ее в Москву, где у него были знакомые из Московского кружка литераторов. По вкоренившемуся неверию в собственные литературные способности, Николай Георгиевич отказался от такой услуги. Но тут уж категорически вмешалась Надежда Валериевна, и С. уехал с папкой в чемодане.
На Уфимско-Златоустовской линии работы были закончены, жена, ожидавшая третьего ребенка, снова уехала в Гундуровку. А надворный советник Н.Г.Михайловский 2-й был прикомандирован «сверхштатным инженером» к Временному управлению казенных дорог.
Между прочим, упомянутый в приказе 1890 года ранг надворного советника соответствовал по Табели о рангах подполковнику. В некоторых воспоминаниях говорится, что в последние годы жизни Гарин-Михайловский
73
74
имел чин, равный генералу. Вероятно, по независимости поступков, самостоятельности суждений, по личному авторитету, по всему облику своему, он «тянул» на генерала. Но чину генерал-майора соответствовал лишь ранг действительного статского советника, каковым Михайловский никогда не был. Из всех крупных русских писателей того времени ранг гражданского генерала имел, по иронии судьбы, только М.Е.Салтыков-Щедрин, самый, может, беспощадный враг самодержавия.
К.Я.Михайловский 1-й, недавно еще недовольный слишком беспокойным подчиненным, но, по всему видно, ценивший его, уговорил Михайловского 2-го срочно произвести еще одни изыскания – на линии Златоуст-Челябинск.
Это был десятидневный последний рывок перед началом Транссибирской магистрали.
Очень выразительно изобразил эту работу сам Николай Георгиевич в письме к жене, написанном где-то в поле, без обратного адреса:
«Все невозможные трудности этих изысканий уже назади – все эти 60-верстные в день поездки верхом для рекогносцировки местности, без еды, без дорог, на полных рысях тряской лошади, все эти ночевки на мокром сене (сверху снег, снизу мокро), все эти косогоры, болота, утомление, доходившее до рвоты, – все назади. Не было еще таких изысканий и никогда не будет – в восемь дней 75 верст, каждый день, не переставая, то дождь, то мокрый снег, в слякоти, грязи и с сокращением на 75 верстах 25-ти верст и 50 тысяч куб. саженей работ (было 100 тысяч). Господь помог сделать славное дело. Это моя Ахал-Текинская экспедиция. Но я рванул здесь так, как только мог».
Михайловский сравнил свой рывок со штурмом крепости, которую стремительно взял генерал Скобелев в Ахал-Текинском оазисе Туркменистана в 1881 году.
Николай Михайловский был инженером, как говорится, от бога, всем мировосприятием своим, отточенным рациональным мышлением, но он никогда не был технократом, узким специалистом, которого ничто не интересовало бы помимо технических задач. На Урале, еще не приступив к работам в Сибири, со всей широтой мысли он увидел в предстоящих проектах связь времен. Тут, на Урале, он написал такие слова:
«Здесь Ермак нечеловеческими усилиями проложил
74
75
себе путь к славе. Прошли века, и вот мы пришли докончить великое дело. Проведением дороги мы эти необъятные края сделаем реальным достоянием русской земли. Это будет второе завоевание этого края. И как Ермак некогда с ничтожными силами приобрел его, так и мы должны употребить все силы, чтобы уменьшить стоимость постройки дороги. Нельзя строить дорого, у нас нет средств на такие дороги, а нам они необходимы, как воздух, как вода. Восток гибнет оттого, что не имеет дорог. Общество право в своем раздражении на нас, инженеров... И как некогда Ермак искупил свою и товарищей вину, так и мы, инженеры, дешевой постройкой должны искупить нашу невольную вину перед родиной».
Вся личность Николая Георгиевича сама собой воплощает связь времен: он почувствовал связь с Ермаком, а мы чувствуем связь инженера Михайловского с нашим временем. Он словно привносит свой голос, свою совесть в нашу революцию экономики и сознания, его мысли сливаются с нашими до полного совпадения:
...«содержание штата, Стоящего до миллиона, ложащегося бременем на одну дорогу, я не понимаю... Когда вас двести на одного, за неимением настоящего дела вы будете выдумывать себе его – это и дорого, и ведет к деморализации. Нужно девать куда-нибудь избыток сил – нельзя направить на дело, на безделье можно. Результат – сплетни, интриги, сажание в чернильницу и прочие атрибуты людей, не занятых настоящим делом. Вдобавок так вы здесь поставлены, что вы ничем не заинтересованы в успехе дела, а напротив, ваша заслуга найти пятно... В том-то и ваше горе, что вы или забыли живое дело, или не знаете. Иначе бы таких глупостей не делали».
Это воистину сказано нашим современником – из далекого XIX века. И – многим нашим современникам!
Пока Михайловский совершал свою «ахал-текинскую» экспедицию, у него в Гундуровке родился сын Георгий, получивший прозвание Гаря.
После непрерывного четырехлетнего труда на сложнейших линиях, труда счастливого, но изнурявшего, Николай Георгиевич в зиму 1890/91 года снова осел в Гундуровке, тем более, что жена тяжело болела после родов, а сам он в качестве «сверхштатного» все равно пока не имел конкретного поручения по службе.
В эту зиму он написал «Детство Тëмы».
| * Источник публикации: Никульков А.В. Современник из прошлого века: Очерк жизни Н.Г.Гарина-Михайловского. [Гл. 4] // Никульков А.В. Н.Г.Гарин-Михайловский. Современник из прошлого века. - Новосибирск: Книжное издательство, 1989. - С.68-75 [фрагмент книжной публикации]. |  | Публикации по истории
основания г. Новосибирска |
|
