Н.П.Дубинин

ОДНА ИЗ ЯРЧАЙШИХ СТРАНИЦ В МОЕЙ ЖИЗНИ

Дубинин Николай Петрович (1907-1998) - академик. В 1957-1959 гг. - организатор, директор Института цитологии и генетики СО АН СССР, позднее директор Института общей генетики АН СССР. Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии.

В мае 1957 года произошло крупное событие в развитии советской науки. Совет Министров СССР принял постановление об организации Сибирского отделения Академии наук СССР, о постройке для него научного городка близ Новосибирска. Президиум Академии наук СССР должен был рассмотреть вопрос о создании новых научных учреждений Сибирского отделения, о развитии существующих учреждений в Сибири и о переводе на восток ряда научно-исследовательских институтов, лабораторий, отделов.

Было решено в первую очередь создать 13 институтов, из них 11 - по математике, физике и химии и 2 - по биологии. Руководитель Сибирского отделения Михаил Алексеевич Лаврентьев хорошо понимал роль комплексности в современном естествознании. Он полагал, что для генетики научный городок в Сибири откроет зеленую улицу, особенно если Институт цитологии и генетики будет успешно исследовать проблемы физических, химических и цитологических основ наследственности и изменчивости, методы управления наследственностью животных, растений и микроорганизмов.

Еще до принятия постановления об организации Сибирского отделения М.А.Лаврентьев позвонил мне и предложил стать во главе Института цитологии и генетики, сказав, что в Сибири передо мною в деле развития генетики будут открыты неограниченные возможности. Я без колебаний согласился ехать в Новосибирск.

С первой же встречи и до последних дней моей работы в Сибири М.А.Лаврентьев проявлял исключительное понимание задач генетики и лично ко мне относился с трогательным вниманием. Эти научные и человеческие отношения - одна из ярчайших страниц в моей жизни.

Как директор института и как член Президиума СО АН я постоянно имел дело с М.А.Лаврентьевым. Не раз бывал на знаменитой заимке Михаила Алексеевича - в деревянном домике, одиноко стоявшем в Золотой долине среди 1100 гектаров леса. Этот дом был, как кристалл, символизирующий великолепную волю, готовность к жертвам, каждодневность горения на порученном громадном деле. Все это было брошено как бы в маточный раствор будущего научного центра. Вокруг сибирской заимки М.А.Лаврентьева затем вырос прославленный на весь мир городок науки.

М.А.Лаврентьев поставил вопрос об избрании меня действительным членом Академии наук. По его словам, я давно этого заслуживал, но все искусственно задерживалось из-за споров с Т.Д.Лысенко

Однако дело это не получилось. Помню, как М.А.Лаврентьев, смущаясь, сообщил мне, что вопрос о моих выборах решен отрицательно.

Коллектив крупных ученых - директоров институтов Сибирского отделения, представляющих разные науки, состоял из людей, хорошо понимавших, что организация Института цитологии и генетики предпринята с целью коренного улучшения положения дел в генетике, а затем биологии в целом. Все они с исключительной теплотой восприняли тот факт, что в Новосибирском научном центре будет развиваться генетика, которая ставит своей задачей подняться до уровня современных методов с использованием физики, химии, математики и кибернетики. Лично я постоянно ощущал поддержку и симпатию со стороны математиков С.Л.Соболева и И.Н.Векуа, физика Г.И.Будкера, химиков Г.К.Борескова, А.В.Николаева и Н.Н.Ворожцова, механика С.А.Христиановича, геолога А.А.Трофимука и др.

Начало организации Института цитологии и генетики было положено в Москве, в карантинном питомнике, где работала лаборатория радиационной генетики и действовал штаб, организующий институт. Это были замечательные дни, когда люди приходили к нам в нашу трудную обстановку, и я с увлечением рассказывал им о великолепных перспективах генетики, о том, что надо ехать в Новосибирск, где мы создадим крупный коллектив, будем развивать новую генетику и построим замечательное здание, получим все нужное оборудование. Я видел, как в глазах моих собеседников гасло чувство неуверенности и начинал пылать огонь надежды и жажды работы.

Надо было собрать кадры, разбросанные по стране. Научный центр в Сибири предоставлял квартиры, и это открывало широкую возможность для приглашения людей. Я обратился с письмами к П.К.Шкварникову, который работал председателем колхоза на Украине, к Ю.Я.Керкису, бывшему в то время директором каракулеводческого совхоза в горах Таджикистана, к Ю.П.Мирюте, А.Н.Луткову, Н.А.Плохинскому и к другим генетикам, оторванным от своей науки. Реакция была единодушной, все выразили горячее желание работать в новом институте. Нетерпеливый Ю.Я.Керкис завалил меня телеграммами, в которых по мере затягивания с его оформлением нарастала паника: а вдруг это дело для него сорвется? Но все шло своим чередом, и люди стали съезжаться в Новосибирск. Со многими молодыми людьми я беседовал в Москве, затем они отправлялись в Новосибирск.

Некоторые ученые, уже зарекомендовавшие себя работами, по своей инициативе выразили желание поехать в Сибирь. Так ко мне пришел Р.И.Салганик - биохимик из Киева. Первый же разговор с ним показал, что он знает проблемы молекулярной генетики. Без колебаний я предложил ему место заведующего лабораторией молекулярной генетики. И не ошибся. Р.И.Салганик стал крупным исследователем. Так же пришел ко мне Д.К.Беляев, специалист по генетике пушных зверей. Он колебался, приходил, уходил и снова приходил. Мне и его учителю по Ивановскому сельскохозяйственному институту А.И.Панину долго пришлось уговаривать Беляева поехать в Сибирь. Наконец он все-таки решился, поехал, и жизнь показала, насколько правилен был этот шаг. Теперь Д.К.Беляев - член-корреспондент Академии наук СССР, директор Института цитологии и генетики.

Приехавшие в Новосибирск товарищи согласились с моими научными и организационными принципами, на которых следовало создавать Институт цитологии и генетики. Необходимо было развивать фундаментальные направления нашей науки. И в первую очередь - разрабатывать новые методы управления наследственностью через получение мутаций с помощью радиации и химии. Для этого создали лабораторию мутагенеза под моим руководством. Затем первоочередными стали проблемы молекулярной генетики. Ее поручили Р.И.Салганику. Вопросами радиационной генетики млекопитающих в том плане, как они ранее велись в Москве, в лаборатории радиационной генетики, стал заниматься Ю.Я.Керкис.

Институт должен был жить, отдавая свои силы также развитию научных принципов селекции животных и растений. Для этого создали отдел генетики животных во главе с Д.К.Беляевым и Н.А.Плохинским и отдел радиационной селекции растений во главе с П.К.Шкварниковым. Отдел полиплоидии возглавил Н.А.Лутков, а отдел гетерозиса - Ю.П.Мирюта. Мыслилась также работа по генетике раковых опухолей, для чего из Москвы пригласили Р.П.Мартынову.

На заседаниях Президиума и на общих собраниях Сибирского отделения наши планы получили одобрение. Большую помощь в становлении института оказали первый секретарь обкома КПСС Ф.С.Горячев и работник отдела науки ЦК КПСС Н.А.Дикарев.

Первым делом в области практической генетики было осуществление планов по созданию триплоидных сортов сахарной свеклы. Приняв на работу Е.Б. Панину, я немедля послал ее в Бийск за исходным материалом. Она привезла корнеплоды в Новосибирск. К этому времени здесь уже находилась группа молодежи во главе с ее мужем В.А. Паниным. Они горячо взялись за работу по полиплоидизации сахарной свеклы. Это происходило еще в то время, когда Всесоюзный институт сахарной свеклы, находившийся в Киеве, продолжал проклинать метод полиплоидии как якобы ошибочное, антимичуринское измышление «морганистов-менделистов». И мы вправе гордиться тем, что именно наша молодежная бригада показала первый пример того, как надо повернуть на новые пути всю проблему борьбы за повышение выхода сахара с гектара путем селекции.

Лето 1958 года прошло успешно, мы в короткие сроки получили тетраплоиды сахарной свеклы. Придавая большое значение этой работе, стали думать о получении двух-трех поколений сахарной свеклы в год. Но в условиях Новосибирска это было невозможно. Решили организовать экспедицию бригады в Абхазию, чтобы там скоростными методами «погнать» поколения растений. С этим предложением я пришел к М.А.Лаврентьеву. Он согласился с моими доводами.

Бригада под началом В.А.Панина выехала в Абхазию и здесь провела труднейшие годы, зубами и руками вцепившись в землю и в растения, в которых всходило солнце новой селекции. А.Н.Лутков, ставший заведующим лабораторией полиплоидии с осени 1958 года, приезжал в бригаду и оказал большую помощь своим опытом и знаниями. Но тяжесть самой работы целиком лежала на нескольких совсем молоденьких энтузиастах, которые постоянно советовались со мной по ходу работы. Уже к 1961 году эта бригада создала первую триплоидную сахарную свеклу, которая повысила выход сахара с гектара на 15 процентов. Теперь на этот путь селекции встал и Всесоюзный институт сахарной свеклы.

Когда наступила трудная стадия размножения элитных семян новых тетраплоидных линий, в работу включились В.П.Зосимович в Киеве и бийская Первомайская станция. Их усилиями дело было доведено до районирования сортов триплоидной сахарной свеклы для производственных посевов. В 1972 году почти все посевы сахарной свеклы на Кубани производились созданными нами гетерозисными триплоидными сортами. Было получено дополнительно сахара на 70 млн рублей.

Работы Института цитологии и генетики стали привлекать к себе внимание. На второй же год его существования по всем основным направлениям исследований были достигнуты определенные успехи. И вдруг мы снова почувствовали, что нам не доверяют. Начались бесконечные проверки. Из Москвы одна за другой стали приезжать комиссии и с пристрастием изучать все стороны деятельности нашего института. Все эти комиссии отмечали, что конкретные научные работы и их организация у нас находятся на высоком уровне. Однако они неизменно заключали, что директор и сотрудники института стоят на тех позициях в генетике, которые были осуждены на сессии ВАСХНИЛ 1948 года. Особое усердие в обличении наших якобы лженаучных позиций показали такие деятели этих комиссии, как А.Г.Утехин, М.А.Ольшанский и Н.И.Нуждин. На заседаниях Президиума Сибирского отделения, когда комиссии докладывали свои результаты, М.А.Лаврентьев неизменно защищал Институт цитологии и генетики, но его мнение не всегда было решающим.

Гроза разразилась 29 июня 1959 года, когда Н.С.Хрущев на Пленуме ЦК КПСС сделал ряд критических замечаний по вопросу о подборе кадров в Сибирском отделении АН СССР.

Утром 2 июля я шел на работу в институт по аллее Красного проспекта. Воздух был чист, утро прекрасно, густая листва прятала высокое, лучистое, умытое солнце. Навстречу мне шла Т.С.Ростовцева. Когда она подошла ко мне вплотную, я увидел, что на ней, как говорится, лица нет.
- Николай Петрович, - воскликнула она, - какой ужас!
- Что случилось? - спросил я. Она молча подала мне газету.

В газете от 2 июля 1959 года было напечатано выступление Н.С.Хрущева, в котором он заявил следующее: «Замечательное дело делает академик Лаврентьев, который вместе с другими учеными выехал в Новосибирск, где сейчас создается новый научный центр. Академика Лаврентьева я много лет знаю, это хороший ученый.

Нам надо проявить заботу о том, чтобы в новые научные центры подбирались люди, способные двигать вперед науку, оказывать своим трудом необходимую помощь производству. Это не всегда учитывается. Известно, например, что в Новосибирске строится Институт цитологии и генетики, директором которого назначен биолог Дубинин, являющийся противником мичуринской теории. Работы этого ученого принесли очень мало пользы науке и практике. Если Дубинин чем-либо известен, так это своими статьями и выступлениями против теоретических положений и практических рекомендаций академика Лысенко.

Не хочу быть судьей между направлениями в работе этих ученых. Судьей, как известно, является практика, жизнь. А практика говорит в защиту биологической школы Мичурина и продолжателя его дела академика Лысенко. Возьмите, например, Ленинские премии. Кто получил Ленинские премии за селекцию: ученые материалистического направления в биологии, это школа Тимирязева, это школа Мичурина, это школа Лысенко. А где выдающиеся труды биолога Дубинина, который является одним из главных организаторов борьбы против мичуринских взглядов Лысенко? Если он, работая в Москве, не принес существенной пользы, то вряд ли он принесет ее в Новосибирске или во Владивостоке».

Судьба моего директорства в Новосибирске была решена.

Имея опыт борьбы, я осторожно относился к моим сибирским успехам, не без основания полагая, что они обоюдоостры, что чем больше успехов, тем больше и обратных ударов. Поэтому, будучи директором в Новосибирске, я сохранял за собою заведование лабораторией радиационной генетики в Москве. Попеременно работал то там, то здесь.

С.А.Христианович как заместитель председателя Президиума Сибирского отделения не раз дружески корил меня, почему я окончательно не переезжаю в Новосибирск, если здесь открылась зеленая улица для развития генетики. Я говорил ему: «Скоро, скоро, подождите еще немного». Меня удерживали от этого шага два обстоятельства. Во-первых, началось новое возвышение Т.Д.Лысенко, и я не был уверен, сможет ли Сибирское отделение удержать меня на посту директора. Во-вторых, я ощущал тревогу за оставляемую мной лабораторию радиационной генетики.

После выступления Н.С.Хрущева меня пригласил к себе М.А.Лаврентьев и сказал, что положение складывается очень тяжелое, но что и в этих условиях он лично и Сибирское отделение в целом сделают все, что в их силах, для сохранения меня на посту директора Института цитологии и генетики. Вместе с М.А.Лаврентьевым активное участие в этом деле принимал первый секретарь Новосибирского обкома КПСС Ф.С.Горячев, и я продолжал директорствовать еще полгода. Но в январе 1960 года М.А.Лаврентьев сказал мне, что все их возможности исчерпаны. Он спросил меня, кому можно доверить институт, который за три года вполне оформился и имеет ясные научные и практические задачи. Без колебаний я назвал Д.К.Беляева, который в это время уже хорошо зарекомендовал себя, будучи моим заместителем.

Попрощался я с институтом, с товарищами, обошел все лаборатории и уехал в Москву.

Мое тепло к людям Новосибирска, протянувшим мне руку в трудные 50-е годы, никогда не остынет. Среди них стоят впереди всех, рядом М.А.Лаврентьев и Ф.С.Горячев.

		Н.П.Дубинин. Одна из ярчайших страниц в моей жизни // Российская академия наук. Сибирское отделение: Век Лаврентьева / Сост. Н.А.Притвиц, В.Д.Ермиков, З.М.Ибрагимова. - Новосибирск: Издательство СО РАН, филиал «Гео», 2000. - С.225-229.



		ОГЛАВЛЕНИЕ • ФАЙЛ PDF