Г.И. Марчук

ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ ДЕСЯТИЛЕТИЙ

Марчук Гурий Иванович (р. 1925) - академик. В 1963-1980 гг. - организатор, директор Вычислительного центра СО АН СССР, в 1969-1975 гг. - заместитель председателя, в 1975-1980 гг. - председатель Сибирского отделения АН СССР, вице-президент АН СССР В 1980-1986 гг. - председатель ГКНТ, в 1986-1991 гг. - президент АН СССР. Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии и Государственной премии СССР.

В конце пятидесятых годов, полных энтузиазма, Сибирское отделение Академии наук складывалось как сообщество подвижников науки, тесно связанных узами товарищества и ответственностью за общее дело развития фундаментальной науки, освоения природных ресурсов Сибири и подготовки новых поколений ученых и исследователей. И это - заслуга бессмертного в своих делах первого президента и основателя Сибирского отделения Михаила Алексеевича Лаврентьева.

Прошло более сорока лет. Пройден огромный путь формирования и развития Сибирского отделения. Рядом с именем М.А.Лаврентьева мы неизменно вспоминаем академиков С.Л.Соболева и С.А.Христиановича, вместе с ним внесших в правительство предложение о создании СО АН. Мы чтим имена первых ученых, которые вместе со своими учениками переселились на восток, в Сибирь. Это была первая волна организаторов Сибирского отделения. Мы их хорошо знаем и высоко ценим их патриотический порыв. Многих из них уже нет среди нас, но именно они заложили реальную основу дальнейшего развития Отделения. Они создали и оставили нам свои знаменитые школы математиков, физиков, химиков, геологов и геофизиков, биологов, экономистов, историков, археологов, причем не только в новосибирском Академгородке, но и в других научных центрах Сибири.

В этот грандиозный процесс децентрализации науки и соединения ее с образованием, безусловно, особо выдающийся вклад внес академик Михаил Алексеевич Лаврентьев - главный организатор Отделения. Его имя всегда с огромным уважением и восхищением будут вспоминать нынешние и будущие поколения ученых. Его триада - исследование фундаментальных проблем современной науки, развитие ее приложений и подготовка кадров - сделала ясными для всех задачи на будущее.

Ему принадлежат идеи создания университета в новосибирском Академгородке, организации Всесибирских олимпиад для отбора талантливых школьников и физико-математической школы для наиболее одаренных учеников - победителей олимпиад. С появлением в новосибирском Академгородке университета и физматшколы существенно поднялся уровень подготовки кадров. В дальнейшем эта система была использована и в других научных центрах Отделения.

Председатель Сибирского отделения и его будущий преемник. 70-е гг.

Система отбора и подготовки кадров, разработанная М.А.Лаврентьевым, и стала реальным фундаментом в Сибирском отделении для выращивания первоклассных коллективов высшего рейтинга.

Михаилом Алексеевичем Лаврентьевым была сформулирована (и поддержана Президиумом СО АН) мысль о создании вокруг Академгородка так называемого пояса внедрения и большой группы прикладных институтов и конструкторских бюро министерств и ведомств. Хлопот с ними было много, но с помощью кадров высокой квалификации и тесного повседневного взаимодействия с институтами СО АН был найден способ материализации полученных научных результатов.

Михаил Алексеевич был великим подвижником. Науку и жизнь он понимал системно, но у него были и субъективные точки зрения на отдельных людей и отдельные направления науки, он бывал и резок, и нетерпим. Наверное, можно было быть и более мягким и терпеливым. Но он был таким, каким был, и в этом его индивидуальность. Можно сказать только, что не будь М.А.Лаврентьева и его ближайших соратников, еще неизвестно, как бы развивалась наука в Сибири, если бы это пришлось делать позже, упустив драгоценное время.

Жизнь идет. В Сибирском отделении выросла новая генерация выдающихся ученых. К руководству Отделением и научными коллективами приходят новые люди - такова логика прогресса. Но коллективный разум предшествующих поколений ученых, их самоотверженный труд не должны быть забыты.

В истории Сибирского отделения мы ищем и находим пути будущего развития науки и образования в новых исторических условиях. И этот нелегкий путь нам освещают идеи и дела Михаила Алексеевича Лаврентьева.

Я окончил аспирантуру у члена-корреспондента АН СССР Ильи Афанасьевича Кибеля и защитил кандидатскую диссертацию в 1952 году в Геофизическом институте Академии наук. Поскольку я не был москвичом и жил в общежитии (на Малой Бронной), сразу же встал вопрос о моей дальнейшей работе, а она определялась жильем. И.А.Кибель обратился к Михаилу Алексеевичу Лаврентьеву с просьбой о выделении мне академического жилья. Послевоенное время было трудным, и получить жилье в Москве казалось делом безнадежным. Но Михаил Алексеевич со свойственной ему энергией взялся за это. Как академик-секретарь Отделения физико-математических наук он пошел на прием к вице-президенту Академии наук Отто Юльевичу Шмидту. Комната в 20 квадратных метров для меня нашлась. Она располагалась в небольшом двухэтажном доме на Таганке. Меня сразу же зачислили младшим научным сотрудником в Геофизический институт, в отдел, руководимый И.А.Кибелем.

Так я впервые почувствовал деятельное участие в моей жизни крупнейшего ученого и организатора - академика Михаила Алексеевича Лаврентьева. И ничего, что мы еще не были знакомы. Сейчас я могу сказать: фактически именно он определил мое место в академической науке.

Михаилу Алексеевичу всегда удавалось решать проблемы, которые многим казались неразрешимыми. Не удивился я и в 1957 году, когда узнал о том, что он вместе с выдающимися учеными Сергеем Львовичем Соболевым и Сергеем Алексеевичем Христиановичем внес в правительство предложение о необходимости создания Сибирского отделения Академии наук СССР. Это предложение было поддержано, и научный люд двинулся в Новосибирск, в 30 километрах от которого началось строительство научной «столицы» Сибирского отделения - новосибирского Академгородка.

Моя встреча с Михаилом Алексеевичем и Сергеем Львовичем произошла в 1962 году в Обнинске, где я занимался разработкой методов расчета ядерных реакторов. Сначала Сергей Львович, а затем Михаил Алексеевич посетили Физико-энергетический институт, где и произошло наше знакомство. К этому времени свои работы в атомной энергетике я завершил защитой докторской диссертации, выпустил две монографии, которые стали известны в нашей стране и были переведены в ряде зарубежных стран. Я начал подумывать о новом деле, и именно в это время М.А.Лаврентьев и С.Л.Соболев сделали мне предложение поехать в Сибирь. Я принял его - так начался, пожалуй, самый главный период моей научной жизни.

В апреле 1962 года я приехал в новосибирский Академгородок. Будущая столица науки Сибири только-только начала определять свои контуры, но размах работ настолько впечатлял, что, если можно так выразиться, у меня дух захватывало. Несомненно, по масштабу это был удивительный эксперимент. Увидев Проспект науки, где уже возвышались корпуса полутора десятков пока еще недостроенных институтов, я понял, что принял правильное решение перебраться в Сибирь.

На следующий после моего приезда день (было воскресенье) Михаил Алексеевич Лаврентьев пригласил меня съездить на его газике к Обскому морю. Апрель 1962 года был удивительным! Днем температура воздуха поднималась до 25 градусов выше нуля. Все сотрудники с семьями, с детишками поспешили на море. Людей было очень много, как будто это было побережье Черного моря. Остановившись на берегу, Михаил Алексеевич извлек из багажника складывающуюся лодочку, какой обычно пользуются охотники, и предложил мне, бывалому волжскому рыбаку, покататься. Это было удивительное путешествие. Назавтра я вылетел в Москву, чтобы уже в сентябре вместе с семьей приехать сюда на работу.

Сибирский период абсолютно незабываем. Восемнадцать лет активной творческой жизни прошли в Академгородке. Эти годы и по сей день питают меня не только накопленным жизненным опытом, но и конкретными научными знаниями.

Мне повезло работать в Сибирском отделении с такими выдающимися учеными-подвижниками, как С.Л.Соболев, А.А.Трофимук, И.Н.Векуа, С.А.Христианович, Г.И.Будкер, А.В.Николаев, Г.К.Боресков, П.Я.Кочина, Д.К.Беляев, А.П.Окладников, со многими другими творцами Сибирского отделения АН СССР. Но с особой теплотой вспоминаю о работе в течение долгих лет с Михаилом Алексеевичем Лаврентьевым - основателем и главой Сибирского отделения.

Я был директором Вычислительного центра, созданного по инициативе М.А.Лаврентьева. Михаил Алексеевич осознал важность ЭВМ задолго до того, как вычислительная техника стала обычным делом.

Это одно из предвидений М.А.Лаврентьева, который вместе с С.А.Лебедевым стоял у истоков зарождения этой важнейшей технической отрасли. Благодаря ВЦ СО АН СССР и при его содействии шла компьютеризация всех институтов Сибирского отделения. Математическое моделирование стало частью технологии научных исследований, привело к ряду открытий, обусловило бурный прогресс науки в Сибири.

В 1962 году парк вычислительной техники в Сибирском отделении состоял из одной ЭВМ-М-20, да и ту решили переделать. На мою голову как директора ВЦ обрушился шквал недовольства всех институтов Сибирского отделения. Машину слегка переделали, но нового качества не получилось. Это ведь было только начало.

В конце концов дело сдвинулось, и ЭВМ заработала. И вдруг случился всплеск «компьютерных» эмоций с экономической окраской. Хочу об этом рассказать подробнее. Машинное время распределял между институтами Президиум СО АН, требуя при этом, чтобы оно реально предоставлялось институтам. Машинного времени явно не хватало. Сотрудники же институтов зачастую просто прикрывали свои недоделки и недостатки тем, что якобы ВЦ СО АН не выделяет им достаточного времени. Положение складывалось критическое: возбужденные директора институтов буквально набросились на меня - директора ВЦ.

Я страдал и думал, как выйти из этой западни. В результате пришел к спасительной мысли, которую использую и поныне: придумал новый метод отношений с институтами на экономической основе. Однажды на заседании Президиума СО АН я попросил слова для сообщения. Конечно, Михаил Алексеевич дал мне возможность высказаться. Мое предложение повергло всех в изумление.

Обычно на зарплату сотрудникам и исследовательские цели нашему ВЦ выделялось около двух миллионов рублей, из которых значительная часть шла на поддержание наших вычислительных дел. Я предложил эти два миллиона рублей распределить между всеми институтами пропорционально времени использования ЭВМ. То есть предложил все деньги, предназначенные для нашего большого института численностью около 600 человек, отдать другим институтам, а мы будем эти деньги зарабатывать. Членам Президиума предложение показалось абсурдным. Но мудрый Михаил Алексеевич поддержал меня, объявив эту инициативу экспериментом. Деньги Вычислительного центра в 1964 году раздали институтам, и мы остались ни с чем. Многие говорили, что я совершаю чудовищную ошибку. Как можно отдать свое?

Прошел месяц, и все наши деньги вернулись к нам через расчеты за машинное время. Претензии в наш адрес прекратились, поскольку директора институтов стали сами заниматься распределением денег на оплату ЭВМ, изучением постановки задач, многие из которых просто отвергались. Это был мой первый эксперимент по хозрасчету в 1964 году. С тех пор я понял, что хозрасчет - путь к наиболее правильной организации труда.

Совет по науке при Совете Министров СССР

Однажды в 1963 году меня приглашает Михаил Алексеевич Лаврентьев и делает предложение, которое невозможно было предвидеть. Оказалось, что Хрущев понял, что при правительстве должен быть научный орган, который бы давал независимую и объективную информацию о крупных предложениях по преобразованию страны, о роли отдельных структур, системе образования, строительстве уникальных объектов и т.д. Решено было создать при Совете Министров СССР Совет по науке, в который вошли бы наиболее выдающиеся и независимые ученые Академии наук. Председателем Совета был назначен М.А.Лаврентьев. В Совет вошло 16 академиков, в том числе М.В.Келдыш, В.А.Кириллин, П.Л.Капица, Н.Н.Семенов, А.А.Дородницын, Б.Е.Патон, Н.Н.Боголюбов и некоторые другие. Из членов-корреспондентов в состав Совета вошли двое - А.И.Целиков и я, став ученым секретарем. Совет получил две комнаты в Кремле. Нам передали одного работника из аппарата и секретаря-машинистку. Лаврентьеву и мне была предоставлена возможность пользоваться автомобилем из гаража Совмина. Мы с энтузиазмом начали работать, хотя частые поездки из Новосибирска в Москву Лаврентьеву и мне доставались тяжело.

Советом по науке было проведено несколько крупных решений. Скажу лишь о некоторых. Например, мы обратили внимание правительства на проблему создания техники для северных районов. Проект, который от имени Совета подготовил Б.Е.Патон, был принят без замечаний. Кстати, этот проект позволил полностью перевооружить Север техникой в специальном исполнении. Еще до претворения проекта в жизнь мы с М.А.Лаврентьевым и Н.А.Шило в декабре вылетели в Магадан, в условиях жгучих морозов и полярной ночи на автомобилях проехали 1500 километров по Колымскому тракту, беседовали с работниками золотых приисков, скотоводами, строителями заводов, местными властями и поняли, что вопрос был поставлен своевременно. В течение многих лет академик Патон ежегодно подавал доклад в правительство о выполнении проекта и новые предложения.

В Якутске под руководством Николая Васильевича Черского был организован Институт физико-технических проблем Севера СО АН, который вместе с Институтом мерзлотоведения, возглавляемым Павлом Ивановичем Мельниковым, образовал научный комплекс, ориентированный на проблемы Севера.

Были и другие крупные решения. Так, А.Н.Косыгин решил отпустить два миллиона рублей на проектно-изыскательские работы по строительству Нижне-Обской ГЭС около Сургута. Мы поняли, что при реализации проекта почти треть Западной Сибири будет затоплена. Нами была организована мощная комиссия из специалистов, которая доказала Хрущеву несостоятельность идеи, в результате осуществления которой мы лишимся не только богатейшего сельскохозяйственного региона, прекрасных лесных угодий, но и нефти, которую только-только открыли геологи в районе Березова - места ссылки Александра Меньшикова, сподвижника и любимца Петра Великого. Наконец после наших упорных сражений с министерствами Хрущев на заседании правительства принял постановление о прекращении проектирования и строительства этой гидростанции. Западная Сибирь была спасена. И если бы не Совет по науке, не знаю, к каким экологическим бедствиям привела бы реализация этого бездумного, точнее, безумного проекта.

Недавно я узнал некоторые подробности этой истории. По случаю 80-летия академика С.П.Залыгина было отмечено, что он одним из первых поднял вопрос о прекращении проектирования Нижне-Обской ГЭС. В то время он работал научным сотрудником Института гидродинамики СО АН СССР, в коллективе, руководимом крупным ученым и замечательной женщиной Пелагеей Яковлевной Кочиной. Естественно, что с этими проблемами был детально ознакомлен и директор Института гидродинамики Михаил Алексеевич Лаврентьев, председатель Совета по науке при Совете Министров СССР. Именно по инициативе Лаврентьева этот вопрос был поставлен на Совете по науке, и на основании рекомендаций Совета было принято правительственное решение.

Однажды Хрущев попросил Лаврентьева посмотреть, нужно ли нам 11-летнее образование, на которое сетовали учителя и студенты. Михаил Алексеевич созвал заседание Совета и пригласил на него В.П. Елютина и В.Н. Столетова - министров высшего и среднего образования СССР и России. Министры сделали по докладу, в которых одобрили сложившуюся в стране систему 11-летнего образования. Но заседание прошло не гладко. Встал Лаврентьев и спросил, надо ли в школах так много часов отводить преподаванию русского языка. Вот мы, ученые, не знаем его в совершенстве, но это не мешает нам общаться, доказывать теоремы и развивать теории. Затем спрашивает Семенова: «Николай Николаевич, вы хорошо знаете русский язык?» Тот подумал и сказал: «Пожалуй, нет». - «А как вы обходитесь с бумагами?». Семенов отвечает: «Пишу неразборчиво, а секретарша подправляет всё, как надо».

Тогда выступили М.В.Келдыш и В.А.Кириллин и сказали, что бессмысленно говорить о необходимости знания русского языка. Он - часть нашей культуры, истории и нашего собственного миросозерцания. Всякий культурный человек, а ученый тем более, обязан быть высокограмотным человеком. Этот тезис поддержали все остальные члены Совета, и согласие было достигнуто.

Но масла в огонь подлил министр В.П.Елютин. Он сказал, что школа должна готовить всесторонне развитого человека. А для этого нужно не мешать 11-летнему образованию. Тогда слово взял академик А.А.Дородницын и изрек, что, по его мнению, всесторонне развитый человек есть всесторонне недоразвитый. Все притихли, поскольку Дородницын поставил под сомнение одну из главных догм нашего общества. В конце концов все пришли к согласию, что у каждого человека должно быть приоритетное, главное направление деятельности, естественно, связанное с его способностями, так сказать, стержень жизни, а остальные сферы его деятельности должны обеспечивать это главное направление, и здесь возможна какая-то гармония.

Так или иначе, 11-летнее образование мы похоронили, и образование в наших школах стало 10-летним. Сейчас восстанавливаются 11-летки, но на другой основе - вместо 7-8-летнего ученика первого класса мы теперь имеем 6-летних подготовишек. Это, пожалуй, правильно. Ведь к школе нужно привыкать постепенно, и с раннего детства.

Как-то, открывая очередное заседание Совета, Лаврентьев сказал, что крупного молодого ученого-биолога Жореса Медведева поместили в психиатрическую больницу. Он спросил физиков Капицу и Семенова, действительно ли Медведев болен. Оба мгновенно отвергли это предположение. Все поняли, что причина его заточения - свободомыслие. Потом начались рассуждения. Петр Леонидович Капица спросил Семенова: «Николай Николаевич, а ты уверен, что ты абсолютно нормальный человек?». Семенов ответил: «Не совсем уверен». Тогда Капица сказал: «Кажется, я тоже». Все было протокольно зафиксировано вместе с единогласной просьбой к правительству выпустить Жореса Медведева из психиатрической клиники. Это помогло. Хрущев дал указание, как мне говорили, выпустить Жореса Медведева из больницы. Что было потом, я не знаю. Уже в бытность мою в качестве президента АН СССР Президиум АН послал в Президиум Верховного Совета просьбу о восстановлении гражданства эмигрировавшего в США Жореса Медведева.

В октябре 1964 года, через четыре часа после проводов представительной французской делегации, меня пригласил М.А.Лаврентьев в свой кабинет и сказал: «Гурий Иванович, в Москве что-то случилось, и мне, как члену ЦК, надлежит немедленно прибыть на пленум». Он добавил, что и мне нужно быть в Москве, поскольку дело может коснуться и нашего Совета по науке. Я немедленно собрался, и мы направились в аэропорт.

К большому удивлению наших французских гостей, мы оказались в одном и том же самолете. На их вопрос об экстренности нашей поездки мы ничего не могли ответить. Разговоры в пути продолжили наше приятное общение, и в Москве мы расстались с теплыми чувствами.

Лаврентьев сразу же поехал в Кремль на пленум, а я отправился на квартиру. Утром я позвонил в диспетчерскую гаража Совмина с просьбой прислать мне машину, но получил ответ, что с сегодняшнего дня машина меня обслуживать не будет. Меня это удивило. О том, что произошло, я узнал из утренних газет: прошедший накануне Пленум ЦК КПСС отстранил Хрущева от должности Генерального секретаря, новым генсеком избран Брежнев. Естественно, я поспешил в Кремль.

Происходящее в Кремле меня поразило. Большая группа хозяйственных служащих и рабочих входила во все кабинеты Кремля и, если там были портреты Хрущева, их срывали граблями и складывали на тележку. Смотреть на это было просто противно. На следующий день А.Н.Косыгин - новый председатель Совета Министров СССР - вел заседание Президиума Совмина. На нем было принято первое постановление Президиума - о ликвидации Совета по науке при Совете Министров СССР. А зря! Дело было недорогое для государства, но нужное. Больше Совет по науке никогда не возникал.

К Косыгину за пайком

Михаилу Алексеевичу Лаврентьеву принадлежит идея организации физико-математической школы для наиболее одаренных школьников - победителей Всесибирских олимпиад. Позднее такие же структуры появились в Москве, Киеве и других городах страны. Когда к нам приезжали наши и иностранные ученые, они искренне восхищались системой отбора будущих талантов через Всесибирские олимпиады, ФМШ и университет.

Это был уникальный в мировой практике эксперимент.

Первые в стране физико-математические школы были делом необычным не только для чиновной братии, но и для руководителей государства. Мы же понимали, что оторванные от родителей ребята, принятые в физико-математическую школу, имеют скудный прожиточный минимум. Им просто не хватало питания. Михаил Алексеевич поехал в Москву, пошел на прием к Алексею Николаевичу Косыгину и попросил его распространить на физико-математические школы материальное обеспечение, установленное для спортивных школ. Косыгин отказал ему в этом. Тогда Михаил Алексеевич сказал: «Хотел бы посмотреть на Вас, если бы Вы получали паек наших учеников». Косыгин буквально рассвирепел и отказался разговаривать на эту тему. Расстались они обиженные друг на друга. Но, к нашему удивлению, через некоторое время пришло подписанное Косыгиным постановление о повышении материального обеспечения ребят, обучающихся в физико-математических школах.

Шарль де Голль в Академгородке

В начале 60-х годов жизнь в Академгородке была полна событий и интереснейших встреч. Так, мы встречали президента Франции Шарля де Голля. Перед визитом высокого гостя городским властям пришлось немного поволноваться, поскольку президент Франции был очень высоким и крепким мужчиной и на обычной кровати не помещался. Срочно на Искитимской мебельной фабрике в течение полусуток сделали по его росту огромную кровать - на полметра длиннее стандартной.

Наутро де Голль был уже в Академгородке. Поприветствовав членов президиума, он выступил с превосходной речью «без бумажки». Он так тщательно подготовился к встрече, что сразу окунулся в атмосферу Академгородка, Сибири и страны в целом. После официальной части встречи, знакомясь с институтами научного центра, он несколько раз спрашивал, есть ли у нас французская школа и Общество (или отделение Общества) СССР - Франция. Михаил Алексеевич Лаврентьев объяснил ему, что кроме физико-математической и ординарных школ у нас только английская. Французской нет, да и никто не думал об этом. Де Голль был огорчен и сказал, что знакомство с французским языком - это знакомство с культурой его страны, ее историей, в которой можно видеть и будущее.

Лаврентьев сейчас же дал указание начать подготовку к формированию французской школы, которая была открыта через год. Теперь эта школа пользуется большой популярностью и авторитетом. А что касается Новосибирского отделения Общества СССР - Франция, то оно было создано буквально во время визита президента. Ведь большое число наших ученых не только серьезно интересовались историей, культурой и наукой Франции, но и блестяще говорили на французском. Никого не пришлось специально приглашать. Академик Г.К.Боресков возглавил отделение Общества. Он был избран президентом отделения единогласно и до конца своих дней серьезно относился к этому делу, а посольство Франции в Москве снабжало нас фильмами и литературой на французском языке.

Между тем, беседуя с нами - членами Президиума Сибирского отделения Академии наук, Шарль де Голль дал высокую оценку организации нового типа - научного центра по образу Академгородка. На следующий день после некоторых раздумий он объявил, что по приезде во Францию постарается, чтобы было принято решение о создании двух аналогичных центров: одного - вблизи Парижа, а другого - на юге Франции. Действительно, вблизи Парижа сравнительно быстро был организован центр Орсей, а вот Экс-Марсей вблизи Марселя формировался долго, но, кажется, сейчас он начал работать в полную силу. Шарль де Голль сразу увидел большое будущее таких центров как источников междисциплинарных контактов научных школ, расположенных территориально в одном месте.

		Г.И. Марчук. Через призму десятилетий // Российская академия наук. Сибирское отделение: Век Лаврентьева / Сост. Н.А.Притвиц, В.Д.Ермиков, З.М.Ибрагимова. - Новосибирск: Издательство СО РАН, филиал «Гео», 2000. - С.216-224.



		ОГЛАВЛЕНИЕ • ФАЙЛ PDF