 | | | С.Ю.Витте с внуком |
Б.В.Ананьич, Р.Ш.Ганелин
ОПЫТ КРИТИКИ МЕМУАРОВ С.Ю.ВИТТЕ
(в связи с его публицистической
деятельностью в 1907-1915 гг.) | 6 |
<347>
Был, однако, один вопрос, относящийся к контрреволюционной деятельности Витте-премьера, которого он вообще не желал касаться. Это был вопрос о его связях с Гапоном и его непосредственной причастности к попыткам Гапона возродить в октябре-ноябре 1905 г. свою деятельность среди петербургских рабочих.
Каким бы противником зубатовщины ни стремился Витте себя выставить, на самом деле он взялся за рычаг "полицейского социализма", едва вступив на пост премьер-министра.[159] Приняв представителя Гапона журналиста Матюшенского, просившего о возобновлении деятельности гапоновских организаций и легализации их руководителя, нелегально вернувшегося в столицу, Витте поручил вступить в контакт с Гапоном состоявшему при премьер-министре охраннику и известному аферисту И.Ф.Манасевичу-Мануйлову. Гапон получил субсидию в 500 руб. из личных средств Витте и был вывезен Мануйловым за границу. Устранив Гапона с петербургской сцены, Витте решил полностью взять его в свои руки и использовать в контрреволюционных целях остатки того влияния среди рабочих, которым пользовался Гапон. Вслед за самим Гапоном с одним из его сторонников была послана в Париж выработанная по указаниям Витте "программа" воззвания Гапона к рабочим. Полученное затем Витте от Гапона воззвание было по требованию Витте отпечатано большим тиражом на средства Департамента полиции. Собственноручно составленное Гапоном по виттевской шпаргалке это воззвание совершенно ей соответствовало. В "программе" Витте Гапону предлагалось указать рабочим на "необходимость приостановиться на пути освободительных стремлений, с целью удержать за собой и закрепить занятые позиции" (подсказывалось, таким образом, не только содержание, но и псевдореволюционная фразеология воззвания). И Гапон призывал: "Ни шагу вперед", "укрепляй завоеванные позиции". В соответствии с пунктом "программы" Витте, гласившим "присоединение к началам манифеста 17 октября и требование созыва Госуд. думы", Гапон писал: "Собирайтесь с силами, требуя пока от правительства
<347>
<348>
выполнения программы, намеченной манифестом 17 октября, и немедленного созыва Думы". Витте требовал, чтобы в воззвании Гапона были осуждены насильственные действия, и Гапон провозглашал: "Избегайте крови... Жалейте ее... И так ее достаточно пролито".[160]
Переехав в Финляндию, Гапон предложил Витте и Дурново продать за 100 тыс. руб. известную ему революционную организацию. В переговоры с ним вступил видный охранник П.И.Рачковский. Кроме услуг по чисто полицейской части, Гапон оказывал Витте услуги и другого рода. В своем интервью, данном репортеру "Матэн", он защищал русские финансы, царское правительство и лично Витте. "Юманите" справедливо указала по поводу этого интервью, что Гапон продался Витте. В роли ходатая по делам гапоновских организаций выступал уже упоминавшийся нами издавна связанный с Витте Н.А.Демчинский.[161] Помимо сумм, прямо положенных Гапону в карман, министр торговли и промышленности В.И.Тимирязев выдал Матюшенскому, направленному к нему Витте в сопровождении все того же Мануйлова, 30 тыс. руб. на возобновление деятельности гапоновских организаций. Но тут-то вся эта история, обставленная, разумеется, величайшей секретностью, и получила огласку, попав в печать, благодаря тому, что Матюшенский, отдав гапоновцам 7 тысяч, присвоил себе остальные, в чем был ими уличен. Царь потребовал от министра внутренних дел П.Н.Дурново отчета, следствием чего и явилась всеподданнейшая записка, опубликованная Н.Петровым, из которой мы главным образом и почерпнули вышеприведенные сведения.
После газетных статей и записки Дурново, о которой Витте не мог не знать, ему оставалось прибегнуть лишь к самооправданию в мемуарах. В той части рукописи, над которой Витте работал в 1909 г.,[162] он и дал себе волю. Мануйлов оказался к нему прикомандированным по просьбе Мещерского, которому он, Витте, "имел слабость не отказать". Когда он узнал, что Гапон в Петербурге, то был так "удивлен", что спросил: "Неужели Гапон здесь и с каких пор?". Матюшенский, который Витте "крайне не понравился" и потому "беседа с ним была весьма непродолжительна", спросил у него денег лишь на невинные "библиотеки и читальни", и то Витте соглашался выдать ему "только несколько тысяч"
<348>
<349>
("помню, сказал - не более шести и при условии контроля за их расходованием"). А о том, что Матюшенский получил от Тимирязева не 6, а 30 тыс. руб., он, Витте, узнал, конечно же, "вдруг" и не официальным путем, а "из газет". Взвалив ответственность за Происшедшее на Тимирязева, он заявлял, что именно ввиду этой истории "решил с ним расстаться" и, как видно из сохраняемой им, Витте, переписки с Тимирязевым, последний-де "неправдив".[163]
Но в архиве Витте был и другого рода документ, на который Витте предпочел в мемуарах не ссылаться. Это была копия письма к Дурново самого Гапона, в котором Гапон писал о своих связях Витте, как о чем-то совершенно несомненном.[164] К тому же Витте не мог не знать и о всеподданнейшей записке Дурново, к которой было приложено несколько документов, совершенно изобличавших премьер-министра в попытке возрождения гапоновщины. Вследствие этого всего, самому публично поднимать вопрос о Гапоне не имело для Витте никакого смысла. Случилось, однако, так, что в полемическом задоре Витте все же это сделал. Вскоре после смерти Столыпина, в сентябре 1911 г., он вступил в газетную полемику с А.И.Гучковым. На одно из газетных выступлений Витте в этой полемике откликнулся, по-видимому для него неожиданно, Тимирязев. В беседе с корреспондентом "Нового времени", опубликованной в этой газете 19 октября (1 ноября) 1911 г., Тимирязев заявил, что Витте в полемике с Гучковым выдает такие вещи, о которых нельзя говорить без "высокого на то разрешения". А отставной премьер-де "пренебрег всем этим". Витте, пытаясь противопоставить свой режим столыпинскому, обвинял Столыпина во введении "исключительного порядка смертных казней" и в большом их количестве. Против этого Тимирязев не спорил, да и вряд ли это было возможно. Он лишь заметил (не сознавая, что сам выдает всю систему кровавых карательных методов царизма и при Витте и при Столыпине): "Как-то странно звучит это обвинение в устах государственного мужа, при котором совершались карательные экспедиции и была сделана попытка чрезвычайного расширения военно-полевой юрисдикции". Тимирязев ехидничал теперь, вспоминая, как Витте уговаривал членов своего кабинета "не делать разногласий" при обсуждении вопроса о военно-полевых судах. Он утверждал, что потому и вышел в отставку, что был вместе с А.Д.Оболенским против этого. Впрочем он сейчас же спохватывался, как бы не попасть в либералы,
<349>
<350>
и заявлял: "Спешу оговориться: я отнюдь не критикую действий правительства графа С.Ю.Витте".
Именно закон о смертных казнях и сделал Витте темой своего ответа Тимирязеву.[165] Прежде всего он в пику Тимирязеву заявлял, что своим рассказом об обсуждении этого закона тот тоже выдает государственную тайну. Витте утверждал, что закон имел целью не "расширить" военно-полевую юрисдикцию, а лишь "точно урегулировать ее".[166] Отвергнут же он был всеми министрами его кабинета. Что же касается отставки Тимирязева, то она, как заявлял Витте, была вызвана его ролью в деле Гапона - Матюшенского.[167] Теперь, после этого заявления Витте, предметом полемики между ним и Тимирязевым становился этот и только этот вопрос, и Витте заявлял, что документы по этому поводу у него наготове, он-де не пускал их в ход ввиду своей "корректности по сохранению профессионального секрета", но тут же угрожал сделать это, если дело Матюшенского будет разбираться в суде.
Ошибочность сделанного Витте шага стала совершенно очевидной уже через несколько дней, когда 2 ноября Тимирязев не от собственного имени, а как бы в ответ на обращение "Нового времени"[168] взял, да и опубликовал те самые документы, которыми пугал его Витте. Это была их переписка друг с другом в 1906 г. сразу после того, как история с Матюшенским получила гласность. Из нее видно было, что Витте еще тогда попытался зафиксировать в письмах очень уж неубедительную версию, позже развитую
<350>
<351>
им в мемуарах. Письма сопровождались язвительным указанием Тимирязева на то, что дело это "не набрасывает тени ни на него, Тимирязева, ни на графа Витте". Витте, однако, расценил выступление Тимирязева как "новый выпад". Едва получив от Поморина "Новое время", он в тот же день отправил ему письмо для передачи в газеты. «Посылаю Вам прилагаемое письмо, которое прошу Вас одновременно в один и тот же день напечатать в "Русском слове", в "Речи", в "Биржевых ведомостях", в "Петербургских ведомостях" и других газетах (чем больше, тем лучше)», - писал он.[169] В своем письме в газеты Витте в сущности уличал Тимирязева лишь в том, что тот, желая сделать вид, будто опубликованная им переписка имела место после его отставки, в одном из своих писем к Витте опустил при публикации содержавшуюся в нем просьбу об ускорении отставки. Все еще стараясь запугать Тимирязева, Витте утверждал, что располагает и другими документами, помимо уже употребленных Тимирязевым.[170]
Но понимая слабость своей позиции, он решил подкрепить публичную угрозу закулисным шантажем. "Прошу Вас передать Арк. Вен. Руманову, - писал он далее Поморину в этом же письме, - что я ему советую передать Тимирязеву (у которого он бывает и с которым он "находится в соответственных отношениях) совет с его, Аркадия Веньяминовича, стороны, чтобы лучше он, Тимирязев, прекратил дальнейшую со мною полемику, которую он недостойно со мною начал, так как я кончу тем, что опубликую то, что ему будет уже совсем неприятно".[171] Но "за душой" у Витте был всего-навсего один сомнительной значимости и достоверности факт, к тому же упоминавшийся уже в печати. Заключался он в том, что Тимирязев якобы не пожелал в свое время в Государственном совете почтить память адмирала Чухнина, убитого во время революции 1905 г. Еще до опубликования своего "интервью" Витте поручил Поморину разыскать сообщение об этом в старых газетах "на случай если Тимирязев вздумает опять брякнуть, чтобы ему ответить".[172] Но Поморин никак не мог его найти, и Витте теперь кончал свое письмо от 5 ноября просьбой к нему: "В случае ответа Тимирязева сообщите мне хотя по телеграфу то, что я Вас просил о поведении Тимирязева...".
<351>
<352>
Этим, насколько нам известно, газетная полемика Витте с Тимирязевым и окончилась. Может быть, Руманов успешно выполнил данное ему Витте поручение, но скорее всего Тимирязев просто считал себя победителем и не желал продолжать.[173] И действительно, готовность Витте-премьера поощрять и развивать систему провокации в рабочем движении была благодаря публичной распре отставных сановников продемонстрирована весьма убедительным образом. Тем не менее Витте в своей публицистической деятельности не пожелал вообще обойти тему зубатовщины. Вышедшая у Сытина в 1913 г. книга все того же А.Морского так и называлась "Зубатовщина". Чтобы исключить всякую необходимость упоминаний о попытках Витте возродить гапоновщину в его премьерство, в книге Морского изложение было доведено лишь до 9 января и вопрос ставился так, что после 9 января ни о чем подобном и мысли быть не могло. "Круг опыта зубатовщины, длившийся свыше 7 лет, был логически завершен катастрофою 9 января 1905 года, и экспериментировать дальше в том же направлении не решился бы, пожалуй, даже и Д.Ф.Трепов", - так кончал свою книгу Морской.[174] Смысл этого был таков: если уж Трепов не решился, то и никто другой не мог этим заниматься, а Витте и подавно. Как будто среди читателей "Зубатовщины" не могло оказаться людей, следивших за газетной полемикой Витте и Тимирязева, отшумевшей всего около двух лет тому назад!
В целом "Зубатовщина" представляла собой очерк истории вопроса, написанный в том же духе, что и соответствующие места виттевских мемуаров.[175] Главным борцом с зубатовщиной представал Витте, который в качестве министра финансов, ведавшего, между прочим, и фабричной инспекцией, сопротивлялся всем начинаниям Плеве в этом направлении, почему-де расцвет зубатовщины и наступил после увольнения Витте. Не останавливаясь подробно на характеристике этой книги, отметим, что она, наряду с очерками Глинского "Развенчанные герои революции"[176] и французским изданием "Накануне 17 октября", представляла собой заключительный тур публицистической деятельности Витте в той ее части, которая была непосредственно связана с событиями первой русской революции.
<352>
<353>
Уделяя преимущественное внимание афишированию своей роли в деле подавления революции, Витте не упускал случая и другими путями подчеркнуть свои заслуги перед самодержавием в 1905-1907 гг. Так, двумя специальными статьями, опубликованными за подписью Б.Б.Глинского в "Историческом вестнике" в 1913 г., был освещен вопрос о составлении основных законов в 1906 г., представляющий основной предмет гл. 61-й "Воспоминаний", которая целиком взята Гессеном из рукописных заметок Витте. В ней Витте изобразил свою роль при составлении основных законов как наиболее консервативную и охранительную по отношению к прерогативам самодержавия. Столпы петербургской аристократии, имевшие отношение к составлению проекта основных законов, выглядят под его пером чуть ли не потрясателями основ и уж во всяком случае совершенными либералами. Здесь и "благонамеренный либерал" государственный секретарь Икскуль фон Гильденбандт, и "благодушно - либеральный" председатель Государственного совета Сольский, и даже генерал Трепов, оказавшийся уже не только "городовым по убеждению", но и "либеральным вахмистром по воспитанию". Все эти лица, если верить Витте, то ли от растерянности, то ли вследствие приписываемого им либерализма готовы были лишить царя какой-то части его прерогатив и превратить самодержавие в конституционную монархию. Самодержавие будто бы вообще лишилось своих защитников. Витте, по его словам, "был очень удивлен", когда министры иностранных дел, военный и морской - Ламздорф, Редигер и Бирилев - ничего не возразили против того, что в проекте Сольского было недостаточно оговорено исключительное право царя на руководство иностранными делами и вооруженными силами. Лишь Совет министров под председательством Витте изменил проект основных законов таким образом, что принцип самодержавия остался неприкосновенным. Если бы не Витте, то власть царя оказалась бы "ниже власти французского, а в некотором отношении даже швейцарского президента республики". Таков главный смысл этой главы, и делать из него секрет не было для Витте никакого расчета. Нам представляется, что глава эта писалась Витте незадолго до окончания рукописных заметок, тогда, когда Витте вел, по-видимому, параллельную работу над двумя текстами, т.е. в 1911-1912 гг. Если не сейчас же вслед за написанием этой главы, то немного спустя Витте, передавая Глинскому в 1912 г. уже упоминавшиеся материалы из своего архива, согласно позднейшему признанию Глинского, заявил: "Своевременно также опубликовать и данные для определения моей роли при начертании Основных законов в 1906 году. О дальнейшем поговорим потом...".[177]
<353>
<354>
Уже в феврале 1913 г., в "Историческом вестнике" появилась статья Б.Б.Глинского «О титуле "самодержец"», которая в сущности представляла собой перепечатку пространной исторической справки, заказанной Витте в 1906 г. для того, чтобы определить, сохраняется ли за царем после манифеста 17 октября титул "самодержца". Автор справки С.А.Князьков отвечал на этот вопрос положительно. В статье Глинского он не был даже назван, между тем записка эта была сейчас же по написании напечатана на правах рукописи[178] и фигурировала еще в одной из первых апологий внутренней политики царизма конца 1905 - начала 1906 г., составленной В.И. фон Штейном под псевдонимом "В.Ш." в последние дни пребывания Витте на посту премьера и вышедшей в свет уже после его отставки.[179]
В небольшом пояснительном тексте Глинского в полном соответствии с духом главы 61-й "Воспоминаний" отмечалось, что при обсуждении проекта основных законов Совет министров под председательством Витте "счел долгом отмести все то крайне либерального характера, что под влиянием напора того времени почтенные составители его сюда внесли".[180] А под конец в самых верноподданнических выражениях указывалось, что именно благодаря этому Николай II приходит к трехсотлетию дома Романовых с сохраненным в неприкосновенности титулом самодержца.
На этом дело, однако, не остановилось. В следующем же номере "Исторического вестника" появилась еще одна статья Глинского "К истории составления основных законов в 1906 г.", помещенная в качестве ответа на запрос читателей. Запрос этот (если он вообще имел место) как бы случайно относился как раз к тому обстоятельству, которое интересовало Витте: почему же "представители более или менее правого направления" оказались при составлении проекта основных законов почти что неблагонадежными, а Витте, который "зачислен на скале современной партийной квалификации представителем левого направления", оказался в этом деле "значительно более консервативен, нежели названные выше уважаемые деятели правого лагеря".[181] Естественно, что ответ на таким образом поставленный вопрос давал возможность полностью развить нужную Витте тему. Это и было сделано. В статье указывалось, что "в трудный для России" (читай: самодержавия) 1906 год именно Витте "явился тою умеренною силою, которая отрезвила разгоряченные порывы" составителей проекта основных законов. С позиций восторжествовавшей монархической
<354>
<355>
контрреволюции Витте теперь задним числом иронизировал за спиной Глинского по поводу "некоторой бреши", которую внесли в "благонамеренный кондуит" его бывших сослуживцев "революционные веяния", коснувшиеся "и посеребренных сединою голов даже испытанных представителей нашей высшей администрации".[182] Скорее всего Витте здесь несколько оклеветал с монархически-самодержавной точки зрения умершего Сольского и продолжавших службу Икскуля и Харитонова, выдав страх перед революцией, под влиянием которого они действовали, за "некоторое шатание умов", якобы испытываемое ими самими. Для своей цели Витте не пренебрегал никаким средством, а состояла эта цель в том, чтобы показать (кому же если не самому Николаю?), что левая репутация Витте ни на чем не основана, а потому несправедливы и "чувства недоброжелательства", которые питают к нему "некоторые влиятельные консервативные сферы".[183] Путем сопоставления полученных Глинским от Витте и поныне хранящихся в личном фонде Витте двух вариантов проекта основных законов (первого, составленного Икскулем и другими, и второго, прямо названного "переработанным графом Витте"[184]) в статье доказывалось, что прерогативы монарха спасены лишь благодаря Витте. Содержание обеих статей в "Историческом вестнике" отнюдь не совпадало целиком с содержанием соответствующей главы рукописных заметок. Статьи представляли собой не переложение мемуарного текста об основных законах, а скорее документированные дополнения к нему. Совершенная одинаковость направленности статей и главы "Воспоминаний" заставляет предположить, что Глинский неминуемо должен был пользоваться текстом мемуаров. Одних инструкций Витте было здесь недостаточно. О том же свидетельствует наличие в одной из статей эпизода, связанного с настоянием Витте на утверждении основных законов до созыва Думы с тем, чтобы лишить ее возможности их обсуждения. Не отраженный нигде, кроме мемуаров, он был включен в статью Глинского без прямой связи с именем Витте, который, заискивая перед Николаем II, не хотел, по-видимому, окончательно разоблачать себя и в глазах Думы.[185]
В отличие от прочих разделов рукописных заметок и стенографических рассказов, в том разделе стенограмм, который составил гл.67 "Воспоминаний" - "Покушение на мою жизнь" - содержалось упоминание о намерении автора при жизни опубликовать материалы, которые легли в основу этого раздела. Раздел о покушении
<355>
<356>
был написан Витте не только по памяти, но и на основании трехтомного следственного дела, которое он тщательно хранил в "нескольких экземплярах в различных местах",[186] а также на основании его переписки со Столыпиным. "Переписка эта ввиду смерти Столыпина не составляет уже такого особого секрета и, может быть, я ее распубликую еще при моей жизни", - продиктовал Витте[187] Но затем намерения его в этом вопросе несколько изменились. По-видимому, это стояло в связи с общей переменой его поведения после смерти Столыпина, возникновением у него более определенных надежд на возвращение к власти, рекламированием в печати своей традиционной реакционности, личных заслуг в борьбе за неприкосновенность монархии и т.п.
Лишь в начале 1914 г. в февральском номере журнала "Русская мысль", издававшемся П.Струве, появилась статья Л.М.Клячко (Л.Львова) "Семь лет назад (Покушение на жизнь гр. Витте)", написанная по материалам следственного дела. Через год, уже после смерти Витте, во второй своей статье, о которой пойдет речь ниже, Львов признал, что он был связан с Витте во время работы над первой статьей, ознакомлен с содержанием мемуаров и получил у Витте возможность снять копию с переписки со Столыпиным.[188] При этом Витте в прямом противоречии с тем, что он заявил по этому поводу в стенографических рассказах, взял со Львова слово не публиковать переписку до его (Витте) смерти. Нет ни малейших сомнений, что статья "Семь лет назад" была написана по одному из тех экземпляров следственного дела, которые хранил Витте. Находясь за границей, он поручил своему петербургскому секретарю Поморину выслать своему берлинскому издателю Мельнику вместе с вышедшими уже частями "Пролога" и статью Львова, которую назвал статьей "о покушении на меня".[189] На этом дело, однако, не остановилось, тем более, что Витте повел его с разных концов, расширяя сферу воздействия своих публикаций и одновременно будучи, по-видимому, непрочь разжигать или по крайней мере поддерживать конкуренцию в среде собственной литературной агентуры. Хотя тема о покушении в сущности была уже исчерпана статьей Львова, за исключением переписки Витте со Столыпиным, которую Львов должен был по требованию Витте приберечь до его смерти, тем не менее уже 8 апреля Витте запросил Поморина: "А как брошюра Штейна - о покушении?".[190] Но с изданием этой брошюры встретились трудности. Как и все
<356>
<357>
произведения Штейна, написанные по заказу Витте, издавал ее, по-видимому, Сытин. Во всяком случае Витте винил в неудаче дела Руманова, который был в это время уже одним из руководителей всего сытинского издательского предприятия. Именно к этой брошюре относятся, как нам представляется, указание Витте Штейну: "Если дело о напечатании брошюры, по которой так хитрит Руманов, не двигается... попробовать напечатать в Берлине на русском или немецком языке" через Мельника,[191] а также фраза о том, что "Р[уманов] просто хочет работу эту кому-нибудь продать, чтобы хотя частью выручить расходы".[192]
Трудно, конечно, сказать, действительно ли Руманов хотел, как утверждал Витте, "продать" брошюру Штейна, и если это так, то нашелся ли бы на нее покупатель. Несомненно, однако, что если в осуществление прежних намерений Витте в брошюру Штейна была бы включена переписка Витте со Столыпиным (а без этого его брошюра могла лишь повторить статью Львова), и брошюра эта вышла бы в свет, то Львов, хранивший полученную от Витте копию этой переписки, оказался бы просто-напросто одураченным. А Руманов и он были тесно связаны. Как бы то ни было, брошюра Штейна о покушении, насколько нам известно, так и не увидела света ни в Петербурге, ни в Берлине. Что же касается переписки о покушении, то она была опубликована Львовым после смерти Витте с молниеносной быстротой - в мартовском номере "Русской мысли" одновременно с некрологами.
| П р и м е ч а н и я |
| |
| 159 | | Существует, впрочем, свидетельство, согласно которому Витте и раньше отнюдь не всегда отрицательно относился к "полицейскому социализму", в частности в связи с планами собственной полицейской карьеры, о которой он, если верить мемуарам, никогда не помышлял. И.И.Колышко, обращаясь к Витте, в упомянутом нами памфлете писал: "А когда Плеве хотел Вас скушать, не вы ли, бывший граф, благословили зубатовщину?! Убили Плеве. Я никогда не видал Вас счастливее. Торжество так и лучилось из Вас. Вы решили сами стать министром внутренних дел. Помните мучительную майскую неделю, когда Вы метались от Мещерского к Сольскому, от Шервашидзе к Оболенскому, подстегивая всех работать на Вас. Работали. Но Мещерский тут впервые Вам изменил, и в министры попал кн. Мирский. Затаив злобу, Вы тотчас же приспособились и приветствовали пресловутое "доверие". Завязав тайные сношения с Гапоном, Вы умыли руки 9 января..." (Б а я н. Ложь Витте, с.17). |
| 160 | | Н. П е т р о в. Гапон и граф Витте. Былое, 1925, № 1 (29), с.26. |
| 161 | | Несколько позже, в феврале-марте 1906 г., хлопоча уже о другом деле - установлении правительственного влияния на крестьянских депутатов будущей Думы, - Демчинский написал Витте два письма, подтверждающие их обоюдную причастность к гапониаде (ЦГИАМ, ф.540, оп.1, д.988, лл.111, 114). |
| 162 | | О времени работы Витте над этой частью рукописи см.: С. Ю. В и т т е. Воспоминания, т.3, с.195, 204. |
| 163 | | Там же, с.190-194. |
| 164 | | Вновь униженно предлагаясь охранке ("Зная себя, могу сказать, что, взявшись за плуг, не оборочусь назад"), Гапон подчеркивал, что он выступил против лозунгов революционной борьбы, "прежде чем вошел в какие-либо сношения с представителями г. Витте" (ЦГИАМ, ф.540, оп.1, д.310. Копия с копии, датировано: январь или февраль 1906 г.). |
| 165 | | Беседа с корреспондентом "Русского слова", опубликованная в этой газете 29 октября 1911 г. На самом деле Витте, находясь за границей, никакой беседы ни с кем не имел, а попросту прислал им самим написанный текст через Поморина (ЦГИАМ, ф.540, оп.1, д.1004, лл.123-124). |
| 166 | | Законопроект о смертных казнях также является одним из самостоятельных сюжетов "Воспоминаний" (т.3, с.308-310). Кстати сказать, в этом разделе мемуаров, написанном уже после полемики с Тимирязевым в 1912 г. (с.322), Витте, противореча своим газетным утверждениям и подтверждая версию Тимирязева, указал, что против законопроекта выступили именно Тимирязев и Оболенский. Опровергая свои собственные попытки доказать чуть ли не гуманный характер законопроекта, Витте утверждал, что они сделали это "с целью показательного либерализма". Как относился к смертным казням и военно-полевым судам сам Витте-премьер, можно заключить не только из содержания, но и из названия его всеподданнейшего доклада 15 декабря 1905 г. "По поводу соображений Совета министров о бесполезности применения в местностях, где проявляется мятежное движение, военно-полевого суда", в котором Витте по существу предлагал просто стрелять, безо всякого суда, даже военно-полевого (ЦГИАМ, ф.540, оп 1, д.108). |
| 167 | | На самом же деле в доносе царю на Тимирязева, облеченном в форму всеподданнейшего доклада о его отставке, где Витте сообщал, что Тимирязев в газетах связал свой уход со своим либеральным образом мысли и что он рассчитывает на более выгодное устройство на частной службе, о гапониаде нет ни слова (ЦГИАМ, ф.543, оп.1, д.316). |
| 168 | | "В.И.Тимирязев, насколько нам известно, не намерен отвечать на личные выпады против него гр. Витте" (Новое время, 2(15) ноября 1911 г.). |
| 169 | | ЦГИАМ, ф.540, оп.1, д.1004, лл.22-25. Витте - Поморину, 5 ноября [1911 г.], Париж. |
| 170 | | Русское слово, 11 (24) ноября 1911 г. Письмо Витте датировано 6 ноября и помечено Франкфуртом-на-Майне, куда Витте, как он сообщал Поморину, должен был выехать 6-го из Парижа. |
| 171 | | ЦГИАМ, ф.540, оп.1, д.1004, лл.22-25. Витте - Поморину, 5 ноября [1911 г.], Париж. |
| 172 | | ЦГИАМ, ф.540, оп.1, д.1004, лл.123-124. Витте - Поморину [октябрь, 1911 г.]. |
| 173 | | Наряду с прямой полемикой с Тимирязевым, Витте пытался опубликовать справку, по-видимому специально посвященную прохождению законопроекта о военно-полевых судах во время его премьерства. Удалось ли ему это, нам неизвестно (см.: ЦГИАМ, ф.540, оп.1, д.1004, лл.29, 42). |
| 174 | | А. М о р с к о й. Зубатовщина. М., 1913, с.179. |
| 175 | | См..: С. Ю. В и т т е. Воспоминания, т.2, с.217-221. |
| 176 | | Отметим, кстати, что обещание Глинского дать очерк о Гапоне (Исторический вестник, 1913, № 6, с.985) так и осталось невыполненным, очевидно по тем же причинам, по которым Морской воздержался от этого в "Зубатовщине". |
| 177 | | Пролог русско-японской войны, с.V. |
| 178 | | С. К н я з ь к о в. Самодержавие в его исконном смысле. СПб., 1906. |
| 179 | | В. Ш. Новейшие преобразования русского государственного строя. СПб., 1906. с.657. |
| 180 | | Исторический вестник, 1913, февраль, с.577. |
| 181 | | Там же, март, с.977-978. |
| 182 | | Там же, с.978. |
| 183 | | Там же. |
| 184 | | Там же, с.980. |
| 185 | | Исторический вестник, 1913, февраль, с.601. |
| 186 | | В современном фонде Витте в ЦГИАМ ни одного из экземпляров этого дела нет. |
| 187 | | С. Ю. В и т т е. Воспоминания, т.3, с.440. |
| 188 | | Русская мысль, 1915, № 3, с.134, 152. |
| 189 | | ЦГИАМ, ф.540, оп.1, д.1004, л.129. Витте - Поморину, [1914 г.] |
| 190 | | Там же, л.41. Витте - Поморину, 8 апреля 1914 г. |
| 191 | | Там же, л.105. Витте - Поморину, 27/7, вторник, [1914 г.]. |
| 192 | | Там же, л.106. Витте - Поморину, вторник, [1914 г.]. |
| | Выходные данные печатной публикации статьи: Ананьич Б.В., Ганелин Р.Ш. Опыт критики мемуаров С.Ю.Витте (в связи с его публицистической деятельностью в 1907-1915 гг.) // Вопросы историографии и источниковедения истории СССР. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1963. - С.298-374. - Библиогр.: в подстроч. примеч. | |
|
