Вначале я хотел бы признаться в том, что на мою служебную карьеру оказали заметное влияние три крупных ученых Сибирского отделения - академики Андрей Алексеевич Трофимук, Александр Леонидович Яншин и Валентин Афанасьевич Коптюг. С первыми двумя меня связывали главным образом профессиональные взаимодействия в области геологии, с Коптюгом - в основном научно-организационные и административно-хозяйственные отношения, в которых я был подчиненным ему лицом. Однако в многообразных по характеру деловых встречах с ним я ни разу не почувствовал своей подчиненности. Человеческая простота Валентина Афанасьевича сразу же делала вас равнозначным собеседником. Психологические истоки этого удивительного свойства не очень-то понятны, но оно представляет исключительную ценность для личности руководителя.

Впервые я увидел Валентина Афанасьевича в Иркутске в марте 1973 года на заседании Президиума Восточно-Сибирского филиала СО АН СССР, где он знакомил членов Президиума с результатами комплексной проверки Иркутского института органической химии, которая проводилась под его руководством. Одет он был неофициально: свитер с высоким глухим воротом и спортивного вида куртка. Его негромкий приятный голос украшала легкая картавинка. Высокий лоб и широко расставленные глаза говорили о незаурядных способностях председателя комиссии, за пять лет до этого избранного членом-корреспондентом АН СССР. Не уверен, что он запомнил меня - начинающего заместителя председателя Президиума филиала по науке, но я его запомнил, потому что он мне поглянулся манерой говорить и подтянутым спортивным видом. Ни он сам и никто другой из присутствовавших тогда на заседании не догадывались, что через семь лет он возглавит Сибирское отделение АН СССР.

Весной 1980 года был предрешен переход тогдашнего председателя Отделения Г.И.Марчука на работу в Москву и встал вопрос о выборах нового председателя. Я в то время работал председателем Президиума Восточно-Сибирского филиала и одновременно был директором Института земной коры, т.е. мое мнение могло кое-что значить. Мне казалась логичной передача председательских полномочий академику Трофимуку Андрею Алексеевичу - бессменному первому заместителю председателя Отделения М.А.Лаврентьева, а с 1975 года - Г.И.Марчука. И хотя в качестве возможного преемника Гурия Ивановича кулуарно уже называлась кандидатура Коптюга, я считал, что следовало бы уважить Трофимука как одного из основателей Сибирского отделения с большим опытом работы по руководству им. Я озвучил свою точку зрения ряду хорошо знакомых мне членов Отделения.

Во время Общего собрания Сибирского отделения, еще задолго до слушания вопроса «Выборы председателя Сибирского отделения АН СССР», Гурий Иванович, поручив председательские обязанности кому-то из своих заместителей, пригласил меня за кулисы и обратился ко мне со следующими словами:

- Я настоятельно прошу Вас поддержать при выборах председателя Отделения кандидатуру Валентина Афанасьевича Коптюга. Я его хорошо знаю. Это талантливый человек, и он, безусловно, справится с работой председателя Отделения. Причем это будет «долгоиграющий» председатель, так как он молод, ему еще нет 49 лет, и может проработать не один пятилетний срок, что очень важно. Я понимаю Вашу точку зрения в отношении Трофимука с его немалыми заслугами перед Отделением и опытом руководящей работы, но у него возрастной ресурс уже на пределе. Кроме того, я считаю, что лучше, если во главе Отделения будет представитель таких фундаментальных наук, как физика, математика, химия.

Я согласился с доводами Гурия Ивановича и обещал голосовать за Коптюга. В те годы выборы на высшие должности в Академии наук были безальтернативными. Отделение дружно проголосовало за Коптюга и, как показали последующие события, этот выбор оказался исключительно удачным.

Валентин Афанасьевич, как никто другой из председателей и до него, и после, придавал особое значение выборам в Академию наук. Задолго до этой ответственной и нервотрепной процедуры он обращался к членам Отделения с письмом-предложением назвать ученых, достойных избрания в члены-корреспонденты или в действительные члены Академии наук. Это позволяло председателю увидеть реальный элитный ресурс Отделения и наметить вакансии по специальностям, за которые предстояла борьба на Президиуме АН. Подобная тщательная селекция имела своим результатом то, что Сибирское отделение проводило выборные кампании почти без потерь. Напротив, нередкими были случаи перебора официально предусмотренного количества вакансий, когда на специализированных отделениях, скажем, на одну вакансию проходной балл получали двое сибирских ученых. В этом случае оставалась надежда на президентскую «заначку», из которой иногда можно было получить дополнительную вакансию.

Коптюг очень внимательно следил за ходом выборов сотрудников Сибирского отделения на специализированных отделениях и, если возникали какие-либо сложности, немедленно появлялся на заседании и давал необходимые разъяснения. Деликатное его вмешательство в ход работы специализированных отделений практически всегда заканчивалось положительным результатом. Все это автор испытал на себе.

Экологические проблемы Байкала и его бассейна были постоянной заботой Сибирского отделения Академии наук с момента его создания. Отделение и его институты, непосредственно связанные с изучением уникального озера, имели возможность объективной оценки ситуации и правдивого независимого суждения по существу. Статус академических научных учреждений позволял это.

В 70-е - 80-е годы ту или иную нагрузку по проблемам Байкала несли многие институты Отделения, но главная роль принадлежала (как, впрочем, и сейчас) Лимнологическому институту, созданному в 1961 году на базе Байкальской лимнологической станции. В 1954 году, еще до образования Сибирского отделения АН СССР, станцию возглавил молодой кандидат биологических наук Григорий Иванович Галазий. Он же стал директором вновь созданного института Сибирского отделения. Естественно, на него легли главные заботы не только по изучению, но и по защите природного комплекса Байкала, сопряженные с научной и гражданской ответственностью за сохранение этого уникума природы. Это стало жизненным кредо Галазия, рельефно обозначившимся в период проектирования и строительства Байкальского целлюлозно-бумажного комбината во второй половине 50-х - первой половине 60-х годов. Заняв с самого начала принципиальную позицию, молодой директор многого натерпелся от областных и московских партийных и ведомственных «бонз», да и Академия наук не всегда была с ним ласкова. Непоколебимость Григория Ивановича в борьбе за Байкал определялась не только его личной стойкостью и мужеством, но и энергичной поддержкой руководства Сибирского отделения, особенно первого заместителя председателя Отделения академика А.А.Трофимука, постоянно курировавшего байкальское направление деятельности Отделения и возглавлявшего Научный совет по Байкалу, который осуществлял общий контроль за ходом и результативностью исследований на озере и в его бассейне не только академических учреждений. Как бы то ни было, общественность называла Галазия защитником Байкала № 1 и относилась к нему с симпатией. В то же время постоянная воинственность директора ЛИНа вызывала раздражение чиновников в Иркутской области и в центре, росла их решимость поставить на место главного возмутителя их спокойствия. Первая угроза снятия Галазия с должности возникла в связи с принятием в 1971 году правительственного постановления по Байкалу, в котором фигурировал пункт об «укреплении руководства Лимнологического института» . Сибирское отделение справедливо расценило это намерение как расправу с самым активным и последовательным защитником Байкала. Его можно было сломить, только отстранив от руководства институтом, коллектив которого проводил независимую экспертизу и ни перед кем не «прогибался».

За спасение Галазия взялся А.А.Трофимук. Действия, которые он предпринял, не каждому по плечу. Он сумел выйти на члена Политбюро ЦК КПСС А.П.Кириленко, под контролем которого находилось исполнение постановления по Байкалу 1971 года, и договориться с ним об укреплении руководства Лимнологического института не путем снятия действующего директора, а введением в дирекцию института в должности заместителя директора по науке авторитетного ученого. На том и договорились.

Выбор А.А.Трофимука пал на члена-корреспондента АН СССР Николая Александровича Флоренсова, заведующего лабораторией в Институте земной коры. Он согласился, поскольку хорошо знал Лимнологический институт и в течение многих лет был научным руководителем двух его лабораторий - палеолимнологии и геоморфологии, с которыми он проводил экспедиционные исследования на Байкале и в Прибайкалье.

С укреплением руководства института крупным ученым, каким, несомненно, являлся Флоренсов, начались постепенные изменения в жизни учреждения. Были закрыты неэффективно работающие подразделения и открыты новые актуальные направления исследований. Стали регулярными семинары в лабораториях, и лучше заработал Ученый совет, на заседаниях которого, наряду с обычной научно-организационной текучкой, стали рассматриваться стратегические проблемы байкаловедения и лимнологии. Таким образом, деятельность ЛИНа с приходом Флоренсова в определенной мере улучшилась. В то же время сам Флоренсов остался разочарованным стилем и методами руководства Галазия. У меня с Николаем Александровичем были глубоко доверительные отношения, и он мне не раз жаловался на упрямство, склонность директора к волевым решениям. Попытки Флоренсова как-то повлиять на Галазия ни к чему не привели. Дело дошло до того, что Николай Александрович, человек достаточно высокой эмоциональной прочности, решил обратиться с соответствующим письмом к главному куратору Лимнологического института в Сибирском отделении академику Трофимуку, имевшему огромное влияние на Галазия. К сожалению, Трофимук не придал должного значения письму и содержащимся в нем предложениям по улучшению ситуации в институте. Глубоко влюбленный в главного защитника Байкала и полностью ему доверявший, Андрей Алексеевич оставил письмо Флоренсова без какой-либо реакции. Это не могло не задеть Флоренсова, и в 1980 году он возвратился в свой родной Институт земной коры, чему коллектив последнего очень обрадовался.

Как человек, глубоко преданный науке и научному байкаловедению, Флоренсов был искренне заинтересован в благополучном развитии Лимнологического института и его исследований на Байкале. Зная хорошо доброту и мягкость характера Николая Александровича, я был удивлен его остро критической оценкой положения дел в ЛИНе, которая не обещала ничего хорошего в перспективе. Увы... Его предвидение оказалось небеспочвенным. Дальнейшие события подтвердили это.

Вторая грозовая туча над Галазием нависла 16 лет спустя в связи с работой Государственной комиссии по подготовке проекта нового постановления по Байкалу. В ее состав входил и председатель Сибирского отделения АН СССР В.А.Коптюг. После обстоятельного изучения комиссией всего комплекса байкальских проблем 13 апреля 1987 года было принято Постановление «О мерах по обеспечению охраны и рационального использования ресурсов бассейна озера Байкал в 1987-1995 гг.». Как и в предыдущем постановлении по Байкалу (1971 г.), в новом документе содержался пункт о необходимости укрепления руководства Лимнологического института. Допускаю, что он был предварительно согласован с руководством АН СССР. Никаких спасательных действий со стороны Сибирского отделения не последовало, да и не могло быть. Дело в том, что в период аналитической работы комиссии Валентин Афанасьевич глубоко вник в деятельность ЛИНа, в его данные и аргументы, касающиеся прежде всего влияния на состав и биоту Байкала его главного отравителя - Байкальского целлюлозно-бумажного комбината. Коптюгу, дотошному исследователю и классному химику, не стоило особого труда понять, что в институте не все благополучно и что он, по сути, перестал быть первой организацией в научном байкаловедении. Институт нуждался в перестройке, и начинать ее необходимо было со смены директора.

Как председатель Президиума Иркутского научного центра Сибирского отделения, я отчетливо видел недостатки в развитии ЛИНа. За 20 лет (1967-1987 гг.) не было подготовлено ни одной докторской диссертации: для академического института - это специфический «рекорд». Шли конфликты и судебные разбирательства между директором и отдельными ведущими учеными или группами ученых. Все это не украшало ЛИН. Дважды я выступал на расширенных заседаниях Ученого совета института с объяснением негативных для него последствии от внутреннего раздора. Мои разъяснительные встречи с линовцами приносили лишь временный успех: вирус конфликтности глубоко поразил коллектив и надо было проводить радикальные меры. Будучи в добрых отношениях с Галазием, я в личных беседах неоднократно рекомендовал ему проявить необходимую в таких случаях гибкость и найти пути для сплочения коллектива. Мои уговоры тоже оказались тщетными. Мое заступничество за Григория Ивановича было бессмысленным.

Н.А.Логачев знакомит В.А.Коптюга с ходом реконструкции Иркутского филиала Опытного завода СО АН СССР. 1986 г.

Словом, в июле 1987 года в конференц-зале Института географии я как член Президиума СО АН СССР представил собранию научных сотрудников ЛИНа нового директора - доктора химических наук Михаила Александровича Грачева, работавшего до этого в Новосибирском институте биоорганической химии в Академгородке. Вместе с Грачевым прибыла значительная группа опытных исследователей - так называемый научный десант. Решение Валентина Афанасьевича выдвинуть в качестве руководителя ЛИНа М.А.Грачева, которого он хорошо знал по профессиональной линии, я считаю вполне удачным. В 1989 году было завершено строительство лабораторного корпуса и блока общего назначения института. Его коллектив наконец-то обрел собственную материальную базу в иркутском Академгородке и собрался под одной крышей, что для «выздоровления» института также имело большое значение. Началась новая эпоха в развитии института и лимнологической науки, чему в значительной мере способствовала деятельность В.А.Коптюга и М.А.Грачева. За короткий срок ЛИН из захиревшего второразрядного учреждения превратился в один из лучших институтов Сибирского отделения с широким выходом в мировую науку.

В 1988 году М.А.Грачев выдвинул идею о придании Байкалу статуса Участка Мирового Природного Наследия. Она нашла положительный отклик в соответствующих кругах ЮНЕСКО, Академии наук и ряда ведомств, отвечающих за сохранность и рациональное использование природных ресурсов. Понадобилось несколько лет на прохождение разнообразных формальностей в России и в ЮНЕСКО, после чего Байкалу был пожалован статус Участка Мирового Природного Наследия со всеми вытекающими отсюда последствиями для нашего государства и общества по сохранению этого уникального дара природы.

Почти одновременно с этим Коптюг и Грачев инициировали создание Международного центра экологических исследований на базе Лимнологического института. Этот шаг был мудрым и дальновидным. Организация Байкальского международного центра существенно повлияла на обновление института, модернизацию оборудования и привлечение молодых исследователей. Но главное заключается в том, что рабочая кооперация с зарубежными специалистами обеспечила быстрый профессиональный рост ученых ЛИНа, освоение ими современных методов исследований и проникновение в сущность происходящих в Байкале биологических, биохимических, физических и геологических процессов. Появилась возможность через реализацию международных проектов оказывать хоть какую-то помощь по поддержанию исследовательской инфраструктуры. Благодаря активно работавшему международному центру экологических исследований Лимнологический институт прошел очень трудные для науки 90-е годы с минимальными потерями по сравнению со всеми другими институтами Иркутского научного центра СО РАН. И здесь надо отдать должное Михаилу Александровичу Грачеву, который, по единодушному решению ученых из стран-учредителей, стал исполнительным директором Центра. В этой роли М.А.Грачев, поддерживаемый председателем Сибирского отделения, проявил максимум умения и гибкости для привлечения на Байкал ведущих лимнологов, биологов и биохимиков Японии, Германии, США, Нидерландов, Бельгии и других стран. Ставка Валентина Афанасьевича на этого неуемного и не для всех удобного ученого полностью себя оправдала. Деятельность Байкальского международного центра создала благоприятные предпосылки для дальнейшего развития байкаловедения и интеграции научных сил в международном масштабе.

Обмен мнениями в перерыве заседания

Академик Коптюг, несомненно, был феноменальной личностью, что определялось гармоничным соединением в нем целого ряда выдающихся качеств - глубочайшего ума, сильного характера, способности на гражданские поступки, твердости убеждений, добросовестности, простоты и т.д. Высокая природная одаренность Валентина Афанасьевича проявлялась практически во всех делах, которыми он занимался по призванию или по долгу. Как талантливый исследователь, химик-органик, он довольно рано сумел получить ряд нетривиальных результатов и был избран членом Академии наук в 37-летнем возрасте. Для ученого-химика столь раннее признание заслуг перед наукой - особое событие, ибо химические исследования по природе своей времяемки и требуют многих лет упорного лабораторного труда, чтобы получить что-то принципиально новое или оригинальное.

Два с лишним года работы ректором Новосибирского университета являлись для Валентина Афанасьевича как бы подготовительными для перехода на руководство Сибирским отделением Академии наук. Хотя между Отделением и университетом не так уж много общего, тем не менее короткий период ректорства позволил ему набраться опыта управления довольно сложной научно-образовательной агломерацией, каковой является Новосибирский университет. Поэтому вхождение Валентина Афанасьевича в роль руководителя Сибирского отделения Академии наук прошло предельно мягко и как-то даже незаметно, что обеспечило быстрый рост его авторитета. На мой взгляд, это счастье Отделения, что во главе него в тяжелые разрушительные для страны и науки 90-е годы находился академик Коптюг, с его проницательностью и, главное, безграничной преданностью науке, сумевший существенно демпфировать развальные действия федерального центра. Ради этого главного дела он не щадил своих физических и интеллектуальных сил.

Он был очень полезным участником процесса отстаивания легитимности КПРФ в Конституционном суде РФ в 1992 году, который признал Указ президента Ельцина о запрете деятельности компартии России неконституционным.

За яркую и эффективную деятельность на научном и общественном поприщах Коптюг был удостоен многих высоких отечественных и зарубежных наград. Из-за природной скромности и сдержанности Валентина Афанасьевича эти знаки внимания, как мне кажется, больше его смущали, чем радовали. Во всяком случае, ни малейшего роста гордыни они у награждаемого не вызывали. Это высоко ценилось всеми.

В последние годы жизни Валентина Афанасьевича центральное место в его деятельности заняли проблемы охраны окружающей среды и устойчивого развития человеческого сообщества на планете. Среди отечественных ученых он был, наверное, наиболее компетентным специалистом по этим вопросам, что определялось в первую очередь его высочайшим профессионализмом в области химии и химических технологий и стимулированием им же самим широкого комплекса экологических исследований, проводившихся институтами СО РАН в наиболее неблагополучных регионах Сибири. В такой «специализации» Валентина Афанасьевича особое значение имела его полная погруженность в проблемы охраны озера Байкал до и после принятия известного постановления 1987 года. Он ни на минуту не ослаблял своего внимания к байкальским проблемам и активно привлекал к их решению администрации Республики Бурятия, Иркутской и Читинской областей, на территориях которых находятся Байкал и его бассейн.

Будучи человеком скромным и цельным, Валентин Афанасьевич презирал популистов и болтунов в науке и политике и не скрывал этого на любых уровнях общения. Поэтому многие побаивались вступать с ним в открытую схватку.

Жизнь и деятельность академика Коптюга - это подвиг Ученого, Мыслителя и Гражданина, полностью посвятившего себя служению науке и отечеству.