В.М.Титов

ИДЕАЛИСТИЧЕСКИЙ ПОРЫВ ИЛИ ВЕЛИКОЕ ПРЕДВИДЕНИЕ?

Титов Владимир Михайлович (р. 1933) - академик. Выпускник МФТИ. С 1958 г. работает в Институте гидродинамики СО АН СССР (с 1992 г. - СО РАН). С 1986 г. - его директор. В 1968-1972 гг. - декан физического факультета НГУ. Лауреат Государственной премии Российской Федерации, премии РАН им. М.А.Лаврентьева.

Его имя стало легендарным при жизни. А жизнь - блестящим подтверждением того принципа, что для крупного ученого не так уж важны барьеры и границы в науке, отгораживающие одну ее область от другой. Скорее наоборот - методы и знания, накопленные в одной области науки, могут быть с огромным успехом использованы в другой.

Первые работы М.А.Лаврентьева были выполнены в достаточно абстрактных областях математики - топологии и теории множеств, но уже в работах по методам теории конформных отображений и гидродинамики он дал прекрасный пример сочетания фундаментальных результатов, получивших мировое признание, с крупными приложениями, основанными на этих результатах. Эта особенность «стиля Лаврентьева» характерна для всех последующих лет его творчества. В этом плане Михаил Алексеевич был одним из тех, кого можно назвать «естествоиспытателями XX века». Профессия, которая становится, к сожалению, все более редкой.

В науку о взрыве имя М.А.Лаврентьева прочно вошло в первые послевоенные годы, когда им была создана гидродинамическая теория кумуляции, объяснившая возникновение кумулятивных струй и пробивание ими преград. Теория стала классической не только потому, что позволила расшифровать загадочный до того времени кумулятивный эффект. В мире мало работ, объясняющих отдельные явления и примеры, значение которых далеко выходит за пределы первоначального объекта исследований. В данном случае это именно так. Это была первая работа, в которой гидродинамическая модель среды с исключительным успехом применена к объяснению особенностей движения сред, не являющихся жидкостями (в данном случае металлов); с другой стороны, это - первая работа, показавшая возможность достижения чрезвычайно высоких концентраций энергии в веществе за счет ее кумуляции в процессе движения. Оба положения стали хрестоматийными.

Создание Сибирского отделения стало главным делом жизни Михаила Алексеевича Лаврентьева. Его имя в те годы узнала вся страна. Хотя и того, что он сделал в математике и механике до своего переезда в Сибирь, вполне достаточно, чтобы навсегда остаться в золотой летописи отечественной науки.

Михаилу Алексеевичу удалось совершить главное дело жизни. Уже к десятилетию Сибирского отделения стало ясно, что новый крупный академический центр, работающий на мировом уровне, создан.

Хочу добавить к сказанному, что все эти годы, вплоть до кончины, Михаил Алексеевич продолжал работать и в науке. Некоторые его результаты тех лет, как, например, решение задачи о направленном взрыве в грунте на выброс, остались классическими и по сей день.

Через десять лет после смерти М.А.Лаврентьева страна вступила в период коренных и очень болезненных изменений. Распался Советский Союз, изменилась экономическая структура общества. Не выдержали этих перемен многие государственные организации, в том числе часть исследовательских институтов в промышленности. Многие предрекали (и хотели этого) и крах академической структуры. А Академия наук, трансформировавшись в Российскую академию наук, выстояла, хотя государственное финансирование научных исследований сократилось по меньшей мере на порядок.

Как прошло через эти штормовые годы детище М.А.Лаврентьева и его соратников - Сибирское отделение?

Учитель и ученик — будущий академик и директор Института гидродинамики им. М.А.Лаврентьева. 1969 г.

Можно с полной определенностью сказать, что принцип региональных отделений в этих сверхжестких условиях себя оправдал. Сибирское отделение осталось работоспособным звеном Академии наук, сохранив при этом во многих случаях свои позиции не только в России и странах СНГ, но и в мировой науке. Наличие общего руководящего органа - Президиума Отделения, общей системы финансирования из госбюджета, общей основной инфраструктуры - сыграло большую положительную и стабилизирующую роль. Естественно, Отделение понесло серьезные потери: достаточно много ученых уехали за границу или ушли в бизнес, сократился и инженерный корпус. Но это все же не тот уровень потерь, который приводит к «летальному» исходу.

Сохраняется и тезис М.А.Лаврентьева о необходимости работать, особенно в «провинции», на мировом уровне, уделяя особое внимание исследованиям на стыках наук. Хотя при этом институты вынуждены очень внимательно следить за концентрацией своих усилий там, где этот уровень достижим. И дело не только в численности научных сотрудников или наличии лидеров. Не меньшее значение имеет порой и вопрос об обеспеченности современным приборным парком. Отечественное приборостроение за годы «реформ» было уничтожено почти полностью, а закупки за рубежом требуют больших средств.

Сейчас Сибирское отделение уделяет особое внимание интеграционным процессам в исследованиях, ведущихся в институтах. Уже три года действует система дополнительного финансирования так называемых интеграционных проектов, выполняемых совместно институтами различного профиля. Отбор таких работ проводится на конкурсной основе.

После резкого спада начала 90-х годов, вызванного деморализацией общества, у молодежи начинает проявляться интерес к творческой деятельности. При поддержке Сибирского отделения удалось сохранить созданную еще при Михаиле Алексеевиче систему отбора в физико-математическую школу, носящую его имя. Сохраняется конкурс и на все факультеты Новосибирского университета. Летние школы действуют и в ряде других городов Сибири. Мы стараемся сохранять, насколько возможно, правило: «нет ученого без учеников».

Однако наивно думать, что при подобном сокращении государственных ассигнований на науку она сможет длительное время сохранять сколько-нибудь прочные мировые позиции.

Один из путей, который сейчас усиленно рекламируется, - обращение к зарубежным грантам и т.п. Но такая поддержка вряд ли правомерна. Отечественная наука должна иметь свое лицо, только тогда она может занимать достойное место в мировом научном сообществе.

Другой путь - превращение академического института в научно-технологическую фирму, которая может работать либо по отечественным, либо по зарубежным (что еще лучше) контрактам, ориентируясь на выпуск конечной продукции (приборы, установки, машины, препараты и т.д.). Но, вообще говоря, выпуск готовой продукции как главная обязанность в задачи Академии никогда не входил, ее первой уставной задачей является получение новых знаний и их систематизация. Сам Михаил Алексеевич всегда был против такого пути развития академического института. И его резкие расхождения с некоторыми директорами институтов Отделения (тоже выдающимися учеными) имели в основе именно это противоречие. Он пытался решить эту проблему и через попытку создания «пояса внедрения» - сети КБ и НИИ промышленности вокруг Академгородка. Но попытка не очень удалась - на «двойное подчинение» министерства не соглашались, а в годы «перестройки» эта система распалась.

Надеяться же, что в ближайшие годы на рынке (внутреннем или внешнем) будет пользоваться спросом чисто научная продукция, пока не приходится.

Мне представляется, что этот вопрос чрезвычайно важен для всей Академии наук, так как рассчитывать на заметное увеличение государственного финансирования в ближайшие годы также не приходится. Научно-технологическая фирма в общем случае не является академическим институтом, или Академией следует называть нечто совершенно отличное от имеющейся структуры...

Заканчивая, хочется отметить ту роль, которую сыграли руководители Сибирского отделения в сохранении принципов, завещанных Михаилом Алексеевичем. Много сделали для этого академик Г.И.Марчук, возглавлявший Отделение с 1975 по 1980 год, и академик Валентин Афанасьевич Коптюг, который руководил Отделением с 1980 по январь 1997 года, пока внезапная смерть вследствие сердечного приступа не оборвала его жизненный путь. Ему Отделение обязано сохранением своей организационной структуры и духа творчества. Он действительно погиб на боевом посту. Академик Н.А.Добрецов продолжил выработанную за трудные годы линию. Именно по его инициативе была реализована программа интеграционных проектов Отделения, которая возвращает нас к «истокам».

Так что же такое было - создание Сибирского отделения? Идеалистический порыв или великое предвидение? Можно обратиться к историческим аналогиям. За рубежом (особенно во Франции) часто сравнивали роль М.А.Лаврентьева в науке с ролью Петра I в истории России. Прорыв к Балтике и основание Петербурга однозначно тоже не вытекали из истории России XVII века, и мнения историков в оценке этих событий различны. Но на могильной плите царя в Соборе Петропавловской крепости написано: «Петр Великий, Отец отечества...»

Жаль, что мы не догадались сделать подобную надпись на могильном камне Михаила Алексеевича - «Отец сибирской академической науки».

НАУКА НЕ ТЕРПИТ СУЕТЫ

Сибирскому отделению Академии наук и Новосибирскому университету сильно повезло, что за их организацию взялся Михаил Алексеевич Лаврентьев. К этому времени он был уже крупным ученым-математиком с мировым именем и создателем ряда новых научно-технических направлений, в том числе в оборонной тематике. Хотя для него всегда была важна не тематика сама по себе - оборонная или какая иная, а задача, которую в рамках этой тематики надо было решить.

К семидесятилетию Михаила Алексеевича журнал «Наука и жизнь» опубликовал подборку интервью с теми, кто знал Лаврентьева, учился у него, работал с ним. Не сговариваясь, мы с академиком Л.В.Овсянниковым, может быть, несколько разными словами, но совершенно одинаково определили главный жизненный принцип учителя. Тогда между нами с Львом Васильевичем была все-таки существенная разница в возрасте, в жизненном опыте - он работал с Лаврентьевым еще в Арзамасе, где за эти работы они получили Ленинскую премию. Наконец, у нас несколько разные научные позиции: он - математик, работающий в области механики, я - физик, работающий в этой же области. Приведу лапидарно четкую формулировку Л.В.Овсянникова: «преданность делу». Именно так. Михаилу Алексеевичу во всей его жизни в первую очередь нужно было дело. Не регалии, не конкурентный успех. Не ради этого, а ради дела решались им практические, научные и научно-технические задачи. Служение делу - этот принцип для него очень много значил. У него было немало отечественных и зарубежных наград, почетных званий, дипломов и премий. Но относился он к этому спокойно, полагая, что это естественный результат того, что он делает, а не наоборот, не ради них что-то им делается.

И с этих же позиций подходил Михаил Алексеевич к одному из главных дел своей жизни - созданию Сибирского отделения АН и Новосибирского университета. Приведу по этому поводу один характерный эпизод, касающийся НГУ. Как-то меня пригласили к нему в кабинет. Там уже находился и ректор университета С.Т.Беляев. Обращаясь ко мне, Михаил Алексеевич сказал: «Университету надо помочь». И значило это - неожиданно для меня - ни мало, ни много, стать деканом оказавшегося к тому времени в трудной ситуации физического факультета. Этим «надо помочь» было сказано все, и для меня не было иного выхода, как взяться за это совершенно новое для меня дело. Между прочим, в этом и проявляется принципиальная позиция Лаврентьева по отношению к университету: его убежденность в том, что СО АН и НГУ - неразрывное целое. Как никто другой, он понимал, ощущал роль университета в становлении и развитии науки и наукоемких производств в Сибири. Для него всегда было очевидно - как нет СО АН без НГУ, так и нет НГУ без СО АН. И первое школьное здание Академгородка было отдано университету. Поэтому и я был «выпущен» из института. В те годы, я полагаю, университету сильно повезло как с его учредителем - Сибирским отделением во главе с М.А.Лаврентьевым, так и с первыми руководителями университета - академиками И.Н.Векуа и С.Т.Беляевым.

Сам Лаврентьев как-то изложил мне свое кредо в науке. Было это так. Прошли здесь, в Академгородке, три первые трудные зимы, и он повез нас, небольшую группу молодых ученых, в туристическую поездку в Париж. В 20-е годы он несколько лет учился в Париже, знал и любил этот город. Ему нравилось гулять по местам своей молодости, и вечерами он брал меня на такие прогулки. Михаил Алексеевич рассуждал о принципах формирования нашего научного центра: как сделать так, чтобы все привлекаемые в него люди были преданы научному творчеству, имели хорошее общекультурное развитие, чувствовали себя нормально на работе и дома. Для меня, еще молодого человека, начинающего свой путь в науке, воспитанника своего времени, все было ново. Ведь это была установка на единство всего городковского сообщества с его разнообразием научных и иных интересов. Как говорил Михаил Алексеевич, подлинный ученый должен ценить не себя в науке, а свои результаты, добиваться того, чтобы его результаты были ценны для науки.

Впоследствии я это понял и по собственной работе. Творчество - это, по сути дела, своеобразный наркотик. Это высшая категория морального удовлетворения. Ощутить это - и ничего другого не надо. Научный работник, писатель, художник, музыкант - это творцы. В этом и есть огромное счастье. В какой-то редкий момент своей жизни ученый может себя почувствовать чуть ли не властелином мира. Ведь он знает то, чего еще не знают другие. Я не преувеличиваю - были не такие простые годы нашей работы в «оборонке». Но если к этому подходить творчески, добиваясь решения возникшей задачи, то удовлетворение от результатов научного поиска обязательно придет.

Михаил Алексеевич незадолго до его кончины на вопрос своей супруги Веры Евгеньевны, был ли он счастлив в жизни, ответил: «Пожалуй, да. Я смог решить много загадок природы, которые она задавала». Характерно, что он назвал не свои многочисленные отечественные и иностранные награды и почетные титулы. А именно то, что движет человеком науки, - раскрытие тайн природы. Не маразм приземленной меркантильности денежных отношений, а бескорыстное служение науке - вот корни творческого подвижничества. Творцом, истинным творцом человек может быть лишь тогда, когда у него есть понимание своего места в этом мире. Оно превыше всего. Это чувство важно воспитать в себе и сохранить, передать своим ученикам. Для учеников Михаила Алексеевича Лаврентьева общение с ним, встречи с ним - это, я бы сказал, целая эпоха, целая школа жизни. Не случайно мы в своем институте храним в неприкосновенности его кабинет. Конечно, мы используем его для разного рода совещаний, официальных приемов. Но это именно кабинет академика М.А.Лаврентьева с соответствующей табличкой на дверях и с той же обстановкой. Мы, его ученики, не можем иначе. А мой кабинет - нынешнего директора института - размещается рядом, в другой комнате. И никакой дефицит помещений не заставит нас изменить этой традиции.

		В.М.Титов. Идеалистический порыв или великое предвидение? // Российская академия наук. Сибирское отделение: Век Лаврентьева / Сост. Н.А.Притвиц, В.Д.Ермиков, З.М.Ибрагимова. - Новосибирск: Издательство СО РАН, филиал «Гео», 2000. - С.258-263.



		ОГЛАВЛЕНИЕ • ФАЙЛ PDF