СПОР ВОКРУГ ОСНОВАТЕЛЕЙ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
1.Вопросы
Позавидуешь тем, кто всегда знает истину. Они "не погрязли в рутине", "не преследуют корыстных целей", "не устарели" и, уж конечно, "все понимают"... Рядом с ними тепло и покойно. Легковерная правда дается им сразу и без усилий.
Об этом подумалось при чтении статьи о ранней истории Ново-Николаевска (см. "НН", 1994 г., N 37, с. 6). Ее автору не откажешь в постоянстве: с завидным упорством он продолжает искать "то ухо, которое захотело бы услышать истину". Но и год спустя после своей прежней публикации ("НН", 1993 г., N 9, с. 5) П.Марсаков повторяет одни и те же, достаточно известные, но малоубедительные доводы, обвиняя всех других в ненужных (!) открытиях.
Спор о дате основания Новосибирска подобен дебатам вокруг дня рождения, который с равным успехом можно отмечать в день зачатия, в день госпитализации роженицы и в день появления младенца на свет Божий. Неужели непонятно, что процедура регистрации явления в достаточной мере условна? Особенно это справедливо для большого города, дата основания которого - простой акт взаимного общего соглашения.
Между тем, есть конкретные исторические вопросы, на объяснение которых можно было бы направить избыток энергии. Ранняя история нашего города действительно полна загадок и жизненно нуждается в новых открытиях. Это - не "модернизация истории", это - поиск истины.
Много вопросов оставляют произведения писателя Гарина (инженера Н.Г.Михайловского). Вот он пишет: "В окно номера глядит кусочек серого неба, пустой косогор, ряд серых заборов, домики с нахохленными крышами, маленькими окнами и низенькими комнатами - это город Томск. В 9 часов вечера на улицах уже ни души, спускают собак. Ни театра, никаких развлечений..." ("Карандашом с натуры", 1894). Или в другом месте: "Развлечений никаких; везде грязь; молодеческие рассказы о похождениях исправников и становых... Словом, за 2 недели жизни в Томске... я так истосковался, что когда выехал, наконец, из него и увидел опять поля, леса, небо, я вздохнул, как человек, вдруг вспомнивший в минуту невзгоды, что наверно за этой невзгодой, как за ночью день, придет и радость..." ("По Корее...", 1898).
Не правда ли, странные воспоминания? В самый разгар рабочего сезона, когда каждая минута короткого сибирского лета на счету, начальник изыскательской партии сидит (и, видимо, против своей воли) в Губернске две недели, да еще мечтает о развлечениях... Но в жизни всегда есть место подвигу, и затем изыскатели трассируют по 12-15 верст магистрали в сутки, прерываясь лишь на короткий 6-часовой сон. Что же задержало Гарина-Михайловского на "Сибирском подворье"? Это пока неизвестно. И, кстати, где в это время были другие члены партии, например, инженер Роецкий? Вопросы, вопросы...
Дальше - больше. А чем, собственно, руководствовался Гарин-Михайловский при изысканиях? Для кого-то это не вопрос: известное дело - "Инструкцией" и "Краткими техническими условиями". Они давно обнаружены в центральном историческом архиве в Петербурге. Да вот незадача: документы эти утверждены министром путей сообщения лишь 30 июля 1891 г., то есть постфактум, когда линия уже была готова. Следовательно, считать их именно тем техническим заданием, которое было на руках у Гарина-Михайловского, не совсем корректно. Документы эти были больше "для внешнего употребления", а в узком кругу изыскателей существовали другие инструкции, которые, не исключено, вообще найти не удастся. Между прочим, в начале работ инженеры давали подписку о неразглашении только им известной информации.
2. Где найти уста, знающие истину?
Но, забывая обо всем, не обращая внимания на горящий кругом красный свет, продолжается обожествление личности Гарина-Михайловского. За годы мифотворчества его фигура приобрела гипертрофированные размеры, затмив рабочих и крестьян, министров и царей. Нельзя не увидеть за этим некую игру воображения, приобретающую болезненный характер.
Впрочем, чудесное превращение карлика в Гулливера, как и обратная метаморфоза, возможны со всяким, надо только сильно захотеть. Вот, например, при упоминании участника изысканий Н.Андрущенко неизменно прибавляют: "важный чиновник министерства финансов". "Важность" его, видимо, следует из того, что он был информатором самого С.Витте. Стоит, однако, заметить, что при этом Андрущенко являлся всего лишь причисленным к министерству коллежским регистратором, то есть занимал последнюю, 14-ю ступеньку в табели о рангах. В таком случае, небезызвестный Акакий Акакиевич Башмачкин, титулярный советник из гоголевской "Шинели", с его 9-м разрядом - вообще самодержец всероссийский...
У незнания, как и у страха, "глаза велики". Незнание маленькое порождает незнание большое. Уму непостижимо, сколько разного рода неточностей присутствует в описании ранней истории Новосибирска. Путаются даты, фамилии, инициалы. Называют инженера Роецкого (пишется через "о"!) Викентием Игнатьевичем, хотя он, поляк по происхождению (из Новоселок, в Хворощанском приходе, Белостокского уезда), имел двойное имя Викентий-Игнатий, что было обычным делом в те времена. Иннокентия тогда могли звать Яковом (как, например, участника изысканий инженера Крамфуса), а Георгия - Егором (как отца Гарина-Михайловского). По отчеству Роецкий был Ивановичем, так как его отца звали Яном.
Неточностей много, знания наши явно неполны, загадки кругом. Но, как обычно, в наших рядах есть смельчаки, безрассудно готовые лезть в воду, не зная брода.
Ну, не верит П.Марсаков, что Гарин-Михайловский использовал трассу, по которой прогоняли скот! И правильно делает, что не верит - это противоречит его пониманию истины в последней инстанции. Может быть, он поверит инженеру Г.Адрианову, проводившему, вслед за Гариным-Михайловским, в 1892 г. повторные изыскания? В пояснительной записке Адрианов сообщал: "После пересечения Оби у с.Кривощекова линия, поднимаясь длиною речки Ельцовки на Обь-Томьский водораздел, входит на Сокурский хребет, имеющий западно-восточное простирание, и направляется вдоль известной "Колмацкой" (вероятно, Калмыцкой) дороги, служащей по сие время для прогона гуртов скота из Барабинской степи и Барнаульского округа в восточную часть Томской губернии" (РГИА, ф. 350, оп. 48, д. 22, л. 1).
Может быть, П.Марсаков поверит также телеграмме губернского ветеринара Э.Жуковского, посланной из Дубровина в Томск 28 мая 1889 г. и сообщавшей: "27-го переплавлено Кривощековском здоровых 2152 быка, 1400 баранов Логина Сорокина (павлодарского скотопромышленника. - С. К.). Скот брата его переплавлен до нашего приезда. Осмотрим 29-го между Ояшинским - Чебулинской" (ГАТО, ф. 4, оп. 1, д. 331, л. 57)?
Свою позицию П.Марсаков отстаивает до последнего: "Считать Гарина-Михайловского единоличным основателем города". И - баста! Такая твердость может вызвать уважение, но только в том случае, если она серьезно аргументирована. Однако адепты "единоличия" принуждают поверить в то, что Гарин-Михайловский шел полем, вдоль берега крутого, высматривая узкое место и беседуя с рыбаками. Право, слепленный образ Гарина верхом на коне выглядел бы эффектнее, но его настойчиво заставляют ходить пешком: и это - в Томской-то губернии, где лошадь присутствовала даже на гербе!
3. В который уже раз, об основателях
Подходим к главному. В силу чего, собственно, Н.Гарин-Михайловский должен считаться единственным основателем Новосибирска? Поселок он не основывал. Место перехода Оби - не открывал: как переправа скота оно было известно еще по исследованиям экспедиции МВД [См.: Кравцов Г.В. Отчет..] в начале 70-х годов XIX в., о чем мог знать любой другой изыскатель Транссиба (а уж К.Михайловскому, как начальнику изысканий, - сам Бог велел...). Исследованиями переходов через Обь Гарин-Михайловский также не занимался - это было поручено Роецкому (их взаимоотношения, видимо, были достаточно сложными).
Наверное, Николай Георгиевич решительно защищал проект моста у Кривощеково? И тут не так. В доказательство приведем собственные слова Гарина-Михайловского из пояснительной записки о результатах изысканий 1891 г.: "До выяснения вопроса о размерах предстоящего движения и количества грузов, - писал он, - при незначительности которых постройка больших мостов не может оправдать себя, следовало бы, во избежание непроизводительной затраты крупных сумм, временно подождать с этой постройкой, выяснив в этот предварительный 15-летний период путем фактов возможный размер движения" (РГИА, ф.268, оп.3, д.334, л.152 об). Такие же взгляды были и у Андрущенко, и у Витте.
Кто же отстоял мост? Это хорошо известно - Константин Яковлевич Михайловский, поставивший вопрос ультимативно: "Следует или ставить постоянные мосты, или же совсем не строить дороги" (РГИА, ф.265, оп.2, д.642, л.144 об; то же, см.: Известия Собр. инж. пут. сообщ., 1891, т.11, N 19-20, с.434). Его поддержал, также весьма решительно, представитель военного министерства - капитан Н.Путинцев: "Сибирская железная дорога без мостов немыслима; мосты рациональнее и экономнее строить сразу, не прибегая к временным паромным переправам" (РГВИА, ф.400, оп.24, д.1165, л.313 об). В конечном счете, и Временное управление казенных железных дорог заняло аналогичную позицию. А несогласному инженеру Михайловскому-2, ратовавшему за дешевую постройку, председатель управления генерал-лейтенант Н.Петров предложил проводить подобные взгляды на изысканиях Казань-Малмыжской железной дороги.
Таким образом, Гарин-Михайловский находится в общем ряду строителей Транссиба, и "основателей" у нашего города много. Каждый сыграл в этой пьесе собственную роль, и, ей-богу, не стоит упрощать прекрасный сценарий. Наивный поиск героев - детское занятие, несовместимое с поиском научной истины. Давайте изучать свое прошлое по-взрослому - спокойно.
P.S. Что же касается памятника быку, то идея вполне нормальная. В американском Чикаго, думается, она была бы поддержана электоратом.
Сергей Канн, историк.
- Опубликовано в газете:
Новосибирские новости, 1994, N 42 (27 августа), С.13.
|
