Книги из серии «Наука Сибири в лицах» о членах-корреспондентах АН СССР Николае Александровиче Флоренсове, Михаиле Михайловиче Одинцове и Викторе Прокопьевиче Солоненко.

Заверяю вас, что книги о выдающихся геологах Восточной Сибири - членах-корреспондентах АН СССР Николае Александровиче Флоренсове, Михаиле Михайловиче Одинцове и Викторе Прокопьевиче Солоненко не того, «сухого», образца. Их читаешь залпом, и, будь моя воля, то издал бы их массовым тиражом. Особенно в расчете на молодежь, которая сейчас с особой внимательностью ищет, «с кого бы делать жизнь». Эти геологи не только основатели научных школ. Их работа была окрашена талантом и исключительной преданностью науке, а еще и романтизмом, страстью, упорством и бесстрашием.

Для подтверждения написанного приведу несколько фактов.

Профессор М.М.Одинцов, впоследствии многолетний директор института земной коры, при массовых пожарах в якутской тайге и задымленности, все-таки добирался до своей экспедиции. А еще он летел на самолете, у которого отвалился пропеллер. Когда приземлились все же, пришлось долго выбираться из тайги. Это был человек, напоминающий интеллектуальную и физическую глыбу.

Одинцов мог часами читать наизусть среди своих учеников и друзей стихи русских поэтов, которые либо были расстреляны советской властью, либо десятилетиями не издавались. Впрочем, он и сам писал стихи. Его по праву считали отцом сибирских алмазов. Именем Одинцова названа одна из кимберлитовых трубок, а именной ювелирный алмаз массой в 119,5 карата был назван «Профессор М.М.Одинцов». Когда основатель института земной коры Н.А.Флоренсов стал новым членом академии, то именно Одинцов распорядился купить для его кабинета большой и толстый ковер. Интеллигентный Н.А.Флоренсов засмущался и спросил: «Ну, зачем это надо?»

- Ты, Коля, первый член академии среди иркутских геологов. Тебе положено. И не возражай.

Этот ковер до сих пор лежит в том же самом кабинете. Упоминаю об этом... смущении и событии по тем временам, потому что выдающиеся ученые тогда, особенно в Сибири, были в быту очень скромными людьми. Да еще немедленно откликающимися на помощь, если это требовалось для развития науки или поддержки бедствующих аспирантов, положим.

Н.А.Флоренсов, М.М.Одинцов и В.П.Солоненко приходили в науку разными путями и имели разные характеры, но были похожи в одном - в благородстве поступков и в исключительной требовательности к делу, которым они занимались. Да и диапазон их увлечений удивляет широтой. Н.А.Флоренсов тоже до фанатизма любил поэзию. Этот геолог, писавший труды о геологических деструкциях, о Байкале, как об окне в недра Земли, о крупных сдвигах геологии в познании Монголии и о главных чертах неотектоники и сейсмогеологии этой страны, выпустил еще и труд... о Троянской войне и поэмах Гомера, которого Н.А.Флоренсов глубоко чтил наряду с А.С.Пушкиным. Эти коллеги и друзья по жизни были, в сущности, энциклопедистами.

Виктор Прокопьевич Солоненко тоже был не менее (если не более) оригинальным человеком. Он обладал пробивной способностью... слона, ни перед чем не отступал, ни перед кем не тушевался и ради науки решался на то, на что далеко не каждый ученый рискнул бы. Это был неукротимый боец. Его прямолинейность и ненависть к приспособленчеству не знала границ. Он десятки раз спорил с московскими чиновниками о необходимости повышения уровня сейсмической опасности для разных территорий в Сибири. И «понадобилось» десятибалльное Муйское землетрясение, потрясшее все Становое нагорье к северо-востоку от Байкала, чтобы окончательно похоронить «расчеты» московских чиновников и специалистов. Его жизнь тоже была «Живой тектоникой» - так назвал свою монографию В.П.Солоненко.

Ученые в своих воспоминаниях называют его «гениальным организатором». А его гениальность выражалась просто: когда у государства в очередной раз «финансы пели романсы» и не было денег на экспедиции и науку, В.П.Солоненко пошел в сберкассу и снял все свои сбережения для проведения экспедиции.

Как-то Виктор Прокопьевич узнал, что в Министерстве энергетики обсуждается возможность строительства атомной станции в поселке Тикси на берегу моря Лаптевых. Он сразу же выступил против, обосновав свою точку зрения. Обсуждение этого проекта шло на корабле, на котором вместе с учеными плыло и немало ответственных работников, в том числе и из ЦК КПСС.

В разговоре В.П.Солоненко, раздосадованный дикой идеей, сказал, что нынешний министр энергетики «весьма глупый и чванливый бюрократ». Один из участников дискуссии понизил голос и показал пальцем и глазами куда-то вверх. В.П.Солоненко непонимающе посмотрел на него и громко, внятно, чтобы все слышали, добавил, что Леонид Ильич Брежнев точно такой же дурак, как и его министр, и «я готов сказать ему это в лицо». Дискуссия сразу заглохла, и стало заметно, прочел я в книге, как «стыдливо уходят ответственные товарищи».

Это сейчас карикатурят Л.И.Брежнева как хотят. А тогда надо было иметь мужество, чтобы оценить Генерального секретаря так, как это сделал неукротимый В.П.Солоненко. Бесхарактерных среди них не было. Они дружили и соревновались. В частности, между М.М.Одинцовым и Н.А.Флоренсовым соревнование не прекращалось всю жизнь: в науке, в поэзии и в успехах.

Вот такие они были, отцы-основатели научных школ в иркутском институте земной коры, где мы и проводили «круглый стол». Дискуссию открыл директор института член-корреспондент РАН Евгений Викторович Скляров. Он добавил (к уже упомянутым) научные школы недавно умершего директора института академика Николая Алексеевича Логачева (ученика Н.А.Флоренсова), члена-корреспондента Евгения Викторовича Пиннекера и никогда «не высовывавшегося» и не занимавшего никаких высоких постов, но очень влиятельного в науке профессора Андрея Алексеевича Трескова, который в институте основал эффективно работающую сейсмологическую и геофизическую школу. А директор института Е.В.Скляров вышел из другой научной школы. Он ученик академика Николая Леонтьевича Добрецова. При встречах в Иркутске не раз обнаруживал и кадровое, и научное «перекрещивание» этого города с нашим Новосибирском.

Академик Феликс Летников.

Институт земной коры СО РАН.

- Институт земной коры, - рассказывал директор, - задумывался как комплексный. Каждая научная ветвь дополняла другую. У нас «много» ... геологий: гидрогеология, инженерная геология, петрология, геофизика и т.д. Мы развивались по разным направлениям, но стремясь по обыкновению к общим целям. Одной из наших школ руководит академик Феликс Артемьевич Летников.

Отчасти он представляет на «круглом столе» государственную систему, как председатель совета наук о Земле по научным школам.

- Заверяю вас, - сказал Ф.А.Летников с ухмылкой, - что это ... собачья работа. Представьте, что сейчас в стране официально функционируют 83 научные школы только в науках о Земле. Новый наш министр, по фамилии Фурсенко, а по прозвищу в академической среде... Швондер, считает, что со всеми школами надо разобраться. А мы этим целых пять лет занимались еще до него. В наш совет входит девятнадцать академиков и членов-корреспондентов РАН.

Мы разобрались, внесли свои предложения, но сейчас, при Фурсенко, все рухнуло. В июле решили провести в Москве совещание, чтобы снова разобраться. А в июле все геологи в экспедициях или отдыхают, разъехавшись по городам и весям. Между тем в столице, еще ничего не оценив, уже вскрывают лоты...

- Что это такое в науке - лоты? Они к казино, скорее, больше имеют отношение...

- Это когда объявляются проекты, признанные лучшими, которым выделяется по 1,2 миллиарда рублей на поддержку. Но начинаешь смотреть на тематику лотов и видишь, что они даются под реальных людей, которые наверняка должны их выиграть. Это, как говорится, свои ребята. Вот что я и называю политикой Швондера. Сейчас даже чиновники в панике - они не в состоянии оценить научную потенцию этих лотов. И вся прежняя налаженная система поддержки научных школ рухнула.

В свое время я написал в министерство о своем понимании научных школ. Выделил два момента: старые школы, где все в прошлом, в которых ушли из жизни основатели. Замечу, что бывает еще хуже. Это когда после смерти основателя каждый ученик старается стать лидером, преемником, не имея часто для того никаких преимуществ, но хочет быть выше Папы. При таких необоснованных притязаниях начинается перечеркивание того, что было достигнуто.

Школа должна выстраиваться. Она не появляется сразу. Нужно время, чтобы она «народилась» и окрепла. Ей совсем не гарантировано рождение даже в том случае, если во главе ее встанет, положим, директор института, у которого за год вдруг появляется 220 публикаций. Ясно же, что он приписывает себе труд других сотрудников. Но количество еще никак не означает, что в институте появилась новая научная школа. В науке судят по качеству, по признанию у своих коллег, по умению отвечать на вопросы и отстаивать свои идеи на собраниях ученых. Не удивляйтесь. Это очень важно - веско рассказывать о достигнутом, о добытых новых знаниях. Рассказывать так, чтобы тебя поняли и оценили коллеги. Это как в спорте: приехал на крупное соревнование, выступил, победил - и тебя признали.

Второй момент такой. Сейчас, когда разруха в умах и в государстве, очень важно поддерживать новые школы. Такие, например, школы, как у члена-корреспондента Е.В.Склярова. Популярно говоря, ученые этой школы используют петрологические признаки при оценке различных тектонических ситуаций. Это новое и перспективное направление, за которое в институте единогласно проголосовали.

Слава Богу, у нас теперь несколько молодых школ. Есть кому продолжить эстафету. А бывает и так: есть лидер, но ни школы, ни учеников у него нет. Например, академик Страхов. Великий был ученый. Его два тома по осадочной геологии стали классикой. Имя Страхова присвоено кораблю. А школы его нет. Едва он умер, как все остановилось.

Существует еще и такое понятие - синдром Пифагора. Он был кулачным бойцом и олимпийским чемпионом и всех учеников держал в строгости и страхе. Когда он заседал, то все было закрыто занавесками. Но когда Пифагор умер, то еще двадцать лет выходили из школы Пифагора труды под его фамилией.

А вот Андрей Алексеевич Трофимук был действительно великим ученым и организатором. Рискну утверждать, что как теоретик он не был ученым очень высокого полета. Но как организатор он не имел равных. А.А.Трофимук при мне, обращаясь к ученым, говорил откровенно: «Я часто не понимаю, что вы делаете, да и не собираюсь это понимать. Моя задача - создать вам условия для хорошей работы, и часть вашей славы достанется и мне».

При нем для института геологии, геофизики и минералогии была пора расцвета. Если бы наше государство создавало такие же условия для работы сейчас... В А.А.Трофимуке, как в руководителе, было сочетание большого ума и высокой нравственности. Это прочная основа для научной школы. Такой же была научная школа физиков академика Мандельштама. Все его ученики «стояли» на нравственной основе. С некоторыми из них я встречался и убедился в этом. Нравственный критерий в научной школе особенно проявляется, когда уходит лидер. Если он есть, школа может сохраниться и развиваться дальше. Если его нет, школа умрет вслед за лидером. Словом, в научных школах надо разбираться, дать им точную оценку нелегко. По приказу начальника это не делается. А если делается, то плохо.

...Выслушав монолог академика Летникова, подумал о том, что «напал», вероятно, на новый жанр - «Кредо академика». Встречаясь с директорами других иркутских институтов, убедился, что это реально. Свою точку зрения на научные школы высказали и академик Г.А.Жеребцов, и академик М.А.Грачев, и член-корреспондент Н.И.Воропай. Так что этот подзаголовок «Кредо академика» в наших рассказах об иркутской академической науке еще не раз повторится.

Ну а пока академик Летников еще немного продолжит свой рассказ.

Доктор геолого-минералогических наук Геннадий Уфимцев.

Доктор геолого-минералогических наук Семен Шерман.

Доктор геолого-минералогических наук Борис Писарский.

Доктор геолого-минералогических наук Александр Киселев.

Но не полностью, а на 75 процентов, хотя со школы запомнил, что мы в основном состоим из воды. Оказывается, в эти самые флюиды входит и газ, и кровь, и лимфа... Земля сформировалась из газопылевого облака.

- Флюиды, - продолжал Летников, - это газы, сжатые под высоким давлением, или вода с газами. Они участвуют во многих процессах. Без них, по сути, нет ни магматизма, ни метаморфизма, ни рудообразования. С семидесятых годов прошлого века мы занимаемся в нашей лаборатории флюидами. За это время у нас защитили диссертации двадцать восемь кандидатов и шесть докторов наук.

- Тринадцать из них, - не без удовольствия уточнил Феликс Артемьевич, - мои бывшие студенты, потому что я уже двадцать лет заведую кафедрой в Иркутском государственном университете. К сожалению, в нашу злосчастную перестройку многие из них разлетелись по всему свету.

Однако мы со своей флюидной тематикой пробились в Москву, что было очень трудно, и получили признание. И членом-корреспондентом, и академиком я стал как раз... за флюиды. Мы ведем эксперименты, изучаем различные геологические объекты, а самое мощное направление у нас - компьютерное моделирование, основу которого заложил ныне покойный Игорь Константинович Карпов.

Есть и выход на практику. Например, изучали золоторудные месторождения. И убедились, что понимание процессов образования рудных тел, с точки зрения флюидной геохимии, помогают уяснить, где искать руды, содержащие золото.

Кроме того, примите во внимание, что планета Земля - самоорганизующая система. Впрочем, как и человеческое общество. Это система организации и самоорганизации. Организация воздействия извне идет за счет внешних импульсов. А самоорганизация - за счет энергии, накопленной в самой системе. Флюиды - энергоносители. И за счет сжатия газов в них, в маленьком объеме скоплена огромная энергия. И когда от земного ядра на большой глубине отделяется газ, он несет такое количество энергии, которой хватает, чтобы она по пути и расплавила, и преобразовала породы, руды.

...«Преобразовать» пришлось и течение нашего «круглого стола», за которым сидело еще несколько докторов наук. Им тоже предстояло рассказывать о научных школах и о своей работе. Первому из них мы коллективно решили предоставить слово Геннадию Феодосьевичу Уфимцеву, заведующему кабинетом неотектоники и геоморфологии.

- Мы ученики Флоренсова, - сразу заявил он.- Главная задача его школы - изучение рельефа земной поверхности в геологических целях. Теоретическая геоморфология, которой мы занимаемся, имеет ту же цель - изучать земную поверхность. Если говорить упрощенно... школа ведет свое начало, в сущности, от трудов Владимира Афанасьевича Обручева. В исследованиях Обручева и Флоренсова видна явная преемственность. Тем более что они были знакомы.

- Что ж, у вас хорошие научные корни...

- Но нашей школе удалось сказать и свое слово в науке. В ней теоретические исследования удачно сочетались с региональными приложениями. Вот вам пример. В свое время Флоренсов написал «Очерки структурной геоморфологии». А из них словно «вытекла» весьма практическая теория о палеосейсмологическом методе исследований и определения уровня сейсмической опасности, который получил широкое признание и применение. Без работ Флоренсова едва ли бы была сделана точная характеристика Байкальского рифта. Она была первой и выполнена еще до того, когда практически о рифтовых зонах не говорили. А Флоренсов написал тогда работу о мезозойских и кайнозойских впадинах Прибайкалья. Мы продолжаем исследования в этом направлении, анализируя структуру планетарного рельефа Земли в целом, затем, как бы понижаясь до горных поясов и континентов, переходим к характеристикам Байкальской рифтовой зоны. А наш полигон - Тункинская рифтовая долина. Она рядом с Байкалом. А на самом Байкале сейчас слишком дорого проводить исследования. Да и в долине интересно работать. В ней много обычного и необычного. Кроме того, мы по-прежнему напряженно работаем по определению геологического уровня опасности. Особенно там, где горный рельеф.

Второе направление тоже, в сущности, идет от Флоренсова. Он был в некоторой степени эстетом. Это так называемая эстетическая геоморфология. Ее главное звено - анализ оценки влияния рельефа земной поверхности, его всех прелестей и красот на здоровье и культуру человека.

Комментарий академика Летникова:
- Николай Александрович Флоренсов был интеллигентным человеком во всех отношениях. Эстетическая часть жизни его ничуть не меньше занимала, чем все остальное. Этот геолог написал работу о Троянской войне и поэмах Гомера совсем не случайно. Его интересовала история, поэзия, мировая культура, эстетика... Он хорошо чувствовал красоту слога, языка. И это передалось его ученикам. Уфимцеву, например, понравились Гималаи. Денег на то, чтобы ехать туда, нет. Уфимцев за свой счет из Москвы летит в Непал и пишет о Гималаях очерки. Это явная печать школы Флоренсова.

В учениках основателей бережно сохраняются приметы и традиции научных школ института земной коры. Это было заметно почти во всех выступлениях. Например, в рассказе главного научного сотрудника лаборатории тектонофизики доктора наук Семена Ионовича Шермана.

- Почти сорок лет я проработал в лабораториях Флоренсова и Логачева, - говорил он. - В личности Николая Алексеевича Логачева было много завидных качеств. Но одно я выделю, как важнейшее для ученого. Академик Логачев, как исследователь и руководитель большого научного коллектива, был терпим к другим идеям даже в тех случаях, когда они казались ему чужеродными. Это черта присуща далеко не каждому научному сотруднику. В нашей среде немало и нетерпимости. В числе тех идей, к которым Логачев оказался терпим, были идеи, связанные с работой по одному из разделов тектоники и неотектоники. Речь идет о разломах земной коры и литосферы в целом. Я всю свою сознательную жизнь занимаюсь как раз разломами земной коры. Вначале эти исследования поддержал Флоренсов, очень внимательный и заботливый редактор одной из моих книг, а потом Николай Алексеевич Логачев, который тоже занимался разломами Земли.

Земля не столь тверда и спокойна, как нам кажется. Процессы, происходящие в ней, в том числе и флюидные, о которых уже говорилось, сложные. В результате на поверхности Земли появляются малые, средние и очень большие трещины. С точки зрения геологии, процесс появления трещин быстрый. Но он ведет к другим сложным процессам. При возникновении трещин резко изменяются давление и температура в Земле. Возникают упругие колебания. При первых процессах могут появиться, а точнее, отложиться, зародиться какие-то месторождения, а упругие колебания грозят такими последствиями, как землетрясения, например. Поэтому разломы Земли как структуры характеризуют многое из того, что было в истории Земли. Красная нить в наших исследованиях, отличающая работы института от работ других специалистов, занимающихся тем же делом, проявляется в том, что мы считаем необходимым привносить в геологию меру и число.

Многие годы геология и горное дело рассматривались как искусство, чуть ли не как поэзия, которая все может предвидеть. Без всякой математики и физики.

А на самом деле - ничего подобного. Мы начали заниматься в геологии и математикой, и физикой. И Логачев все эти исследования поддержал. Это был очень глубокий ученый. Всего месяц тому назад Иркутский государственный технический университет отмечал свое 75-летие. Ректорат университета выпустил специальный Вестник к юбилею, посвященный научным школам вуза. Большой вклад в них внесли и ученые нашего института.

В бытность Логачева директором у нас многие защитили докторские диссертации. Бесспорно, что его терпимость к самым разным идеям этому помогала. Сегодня некогда маленькая группа специалистов по разломам Земли превратилась в коллектив, в котором четыре доктора и восемнадцать кандидатов наук. И нами, всеми вместе, опубликовано около тридцати монографий и сотни научных статей.

Доктор геолого-минералогических наук Кирилл Леви.

Член-корреспондент РАН Евгений Скляров.

«Круглый стол» в Институте земной коры СО РАН.

Как выяснилось на «круглом столе», в институте и впрямь много... геологий. Оказывается, что гидрогеология тоже начиналась именно в нем, в чем убеждал рассказ еще одного доктора наук, Бориса Иосифовича Писарского.

- Начиналась она с приезда в Иркутск с Украины доктора наук Валентины Георгиевны Ткачук, - рассказывал Борис Иосифович Писарский. - Она объединила «в один кулак» самые разные управления и организации по гидрогеологии. Но ученых в них практически не было. Ткачук начинала первые свои исследовательские работы в Иркутске с аспирантов. Их было девять. И сейчас они все доктора наук. Трое из них лауреаты Государственной премии. Это стопроцентная научная эффективность. Среди аспирантов тех лет особо выделялся Евгений Викторович Пиннекер. Прежде всего - своей взрослостью. Помнится, что тогда была создана комиссия по подземным водам Сибири и Дальнего Востока. Ткачук провела только первые два заседания. А дальше руководил комиссией Пиннекер. И как! При нем все направления исследований стали быстро развиваться. Комиссия каждые три года в разных городах страны проводила представительные совещания по подземным водам. В будущем году она снова пройдет, но посвященное уже памяти Евгения Викторовича. При нем особенно хорошо развивалась региональная гидрогеология.

Проведенные исследования вылились, в конце концов, в шеститомную монографию «Основы гидрогеологии», получившую Государственную премию. Она частично была переведена за рубежом. Почему частично? Тут вмешалась политика. Первый том перевели сразу же. А договоры на остальные тома мы должны были заключить на международной книжной ярмарке. Но в это время в СССР сбили корейский пассажирский самолет и вместе с самолетом «полетели» и все наши договоры.

Пиннекер был человек своеобразный. Предлагалась ему, к примеру, работа по созданию истории изучения, а он в ответ предлагал «Историю развития идей» в гидрогеологии. Его авторитет был бесспорен, поскольку его все знали, в том числе и производственники, с которыми он часто вместе работал. Благодаря Пиннекеру во многих вузах появились кафедры по гидрогеологии: в Иркутске, во Владивостоке и в других городах. А раньше их не было. Школа Пиннекера, вне всякого сомнения, была в гидрогеологии самой заметной. И после его смерти она продолжала развивать идеи Евгения Викторовича. Например, по направлению, которое формулируется так: вода - порода. А второе направление относилось к минеральным водам, то есть к тем, которые имеют прикладной, лечебный эффект. Конечно, от школы Пиннекера многие и многие отпочковались. Успешно работают в этих направлениях в Томске, в Монголии сформировалась своя национальная научная школа по гидрогеологии. Там уже два своих доктора наук. А кандидатов наук, естественно, гораздо больше. Два дня назад одна из монгольских аспиранток уехала от нас домой ... из-за ангины. Заканчивает работу над диссертацией.

Член-корреспондент АН СССР Михайл Михайлович Одинцов.

Член-корреспондент АН СССР Николай Александрович Флоренсов.

Член-корреспондент АН СССР Виктор Прокопьевич Солоненко.

Член-корреспондент РАН Евгений Викторович Пиннекер.

...или Еще один комментарий академика Летникова

- Вспоминая Пиннекера, с которым мы вместе работали многие десятилетия, нельзя не сказать, что стать лидером научного направления из Иркутска очень трудно. Это некий феномен. А Евгению Викторовичу удалось. Такое редко случается без высокого интеллекта и свойств, которые характерны лидерам. В науке борьба за лидерство - это борьба интеллектов. Пиннекер побеждал везде - в Москве, в Питере, в Новосибирске. По знанию истории, особенно Европы и Сибири, он во многом напоминал Флоренсова. Разговор с ним доставлял удовольствие. Беседа с ним напоминала пиршество ума. Обидно, когда таких людей забывают. Недавно я получил из Санкт-Петербурга проспект по готовящемуся к печати семитомнику по гидрогеологии. И в списке рекомендуемой литературы нет ни одной работы Пиннекера. В основном москвичи и питерцы. Меня это просто возмутило. Я им высказал все, что думал по этому поводу. Тем более, что сам Пиннекер, когда был жив, приглашал этих столичных ученых, ссылался на их работы в своих трудах, возвышал их, а в ответ получил... забвение. Вывод простой: научная школа должна иметь рыцарей, которые бы ее защищали.

...Размышляя над «еще одним комментарием», вспоминал письмо, полученное недавно. В нем спрашивали у меня, почему на периферии все заметнее не любят москвичей. Ответ дал академик Летников. Не любят за беспардонность, за надменность, за наглую самоуверенность. Конечно, это не относится ко всем москвичам и питерцам. Но относится к очень многим. И число столичных наглецов постоянно растет.

Доктор наук Кирилл Георгиевич Леви продолжил рассказ о тех ученых, которые заслуживали уважения в любой столице. Не говоря уже о провинции, гораздо более чуткой к талантливым людям.

- Научная школа, - говорил он не совсем в тон тому, что слышалось до него, - это союз единомышленников. Начинается все с какого-то кристаллизатора, яркого исследователя, вокруг которого группируется молодежь. Она постепенно растет и развивается и тоже «обрастает» молодежью, но уже другой. Это своеобразная пирамида.

Вторая особенность здоровой научной школы - развитие различных направлений. Такими кристаллизаторами были Флоренсов, Логачев, Одинцов и Солоненко. Школа должна живо реагировать и на события жизни. Новое направление по сейсмотектонике появилось у нас после страшного землетрясения в 1957 году в Гоби-Алтайском регионе. Логачев, только что закончивший вуз, примкнул к этой школе. Образовалось крепкое научное ядро. К этому ядру присоединилась группа сейсмологов Андрея Алексеевича Трескова.

Появился мощный монолит ученых, от которых «пошли» новые направления в науке. Из геоморфологии и геологии кайнозоя, заложенных Николаем Александровичем Флоренсовым, выделились неотектоника, сейсмогеология и вулканология. Последняя, условно сохраняясь, переродилась, в хорошем смысле этого слова, в радиологические исследования горных пород мира. От этого же монолита, отколовшись, появилась лаборатория тектонофизики, которую возглавляет сегодня Шерман.

Из лаборатории Солоненко сейсмотектоники и сейсмогеологии вышла лаборатория инженерной сейсмологии. Затем она соединилась с лабораторией общей сейсмологии. К сейсмологическому направлению подключилось еще одно, совершенно новое - сейсмостойкое строительство. На этом направлении работает уже большая группа ученых, порядка 80-ти человек. И работают они совместно. Это единая технологическая цепочка, в которой данные сейсмостанций, последовательно преобразуясь, получают выход на совершенно конкретные рекомендации по сейсмостойкому строительству, разрабатываются и подходы к прогнозу возможных землетрясений. А начиналось все с тех ученых, о которых мы в нашей беседе с самого начала и говорим.

Закончив свое выступление, Кирилл Георгиевич подарил мне толстую книгу с перечнем «волнений» в земной коре и социуме Сибири аж за пятьсот лет.

Академик Николай Александрович Логачев.

Доктор наук Александр Ильич Киселев - представитель сразу двух научных школ - академиков Летникова и Логачева.

- Впрочем, и Флоренсова, - добавил он, - потому что Николай Александрович был моим научным руководителем в аспирантуре. Мне очень хочется тоже о нем вспомнить в связи с возникшим здесь разговором об эстетике. Был один казус. Когда я принес ему свою кандидатскую диссертацию, он ее прочел и вдруг меланхолически и не без иронии процитировал медленно: «Мезозойский вулканизм западного Забайкалья...». Посмотрел на меня и сказал: «Что это за звук в заголовке жужжащей пчелы?! А можно ли сформулировать благозвучнее?» Мы поговорили и «звука жужжащей пчелы» стало меньше.

Вспоминаю и терпимость Логачева. Особенно во время развала страны и науки. Когда вместе с ним поехали на симпозиум в Швейцарию, где мы выступали с Анатолием Поповым с докладом по глубинной геодинамике и петрологии байкальской рифтовой зоны. Там же выступали с докладом Логачев и Зорин. После доклада ко мне подошел известный ученый, доктор наук из Москвы и сказал:

«Странно, что из одного института выступали на международном симпозиуме с двумя противоположными по своей идеологии докладами. Вы что, договориться не могли? У нас в Москве такого никогда не бывает. Не допускается».

Пришлось ему сказать, что у нас бывает.

Встречу завершил директор института Евгений Викторович Скляров. И завершил весьма неожиданно.

- Я сознательно, - признался он, - оставил себя на финал. Потому что в этом институте работаю меньше всех присутствующих. А речь идет о научных школах и их основателях, большинство из которых я не знал. Да и руковожу я научной школой очень молодой. И по большому счету она отпочковалась от школы Николая Леонтьевича Добрецова. С ним начинал работать в лаборатории в Новосибирске, с ним вместе уехал в Улан-Удэ, а дальше наши пути разошлись. Он вернулся в Новосибирск, а я прикипел к Иркутску. Признаюсь, он год со мной не разговаривал, когда я уехал в Иркутск. Но работаю на направлении, которое возглавляет академик Добрецов.

И окончательная реплика академика Летникова:

- Насколько я знаю, наш директор - любимый ученик Николая Леонтьевича.

Но на этом завершать беседу не буду. Интереснее будет закончить ее юношеским стихотворением Михаила Михайловича Одинцова.

Как ярко светит солнце! Как в блеске тонет взор! Скажите, есть на свете Еще такой простор? Что сосен тех красивей С хрустальной их каймой, И тальника, и ивы В низинке над рекой? И мы, как эти ивы, И мы, как этот снег. Для нас реки извивы И солнца быстрый бег. Для нас зеркальность пруда И сосен черных тень... Для нас всегда и всюду Незаходящий день!

Все-таки геологи - народ замечательный, мажорный. Для них даже дни «не заходят».