Основатель Института теоретической и прикладной механики СО РАН академик Сергей Алексеевич Христианович и справка (справа на снимке), выданнаяему народным комиссаром боеприпасов СОюза ССР Львом Ванниковым.

Николай Андреевич Чинкал (у макета слева) демонстрирует усовершенствованную конструкцию механизированного щита для выемки угля.

Передо мной лежит копия справки …взамен авторского свидетельства. Она подписана Народным комиссаром боеприпасов СССР Львом Ванниковым. Приведу текст полностью: «Дана настоящая справка гр. Христианович С.А., Шор Я.Б., Гантмахер Ф.Р., Левину Л.М., Пенн Л.Я., Семенову А.И. и Слезингер И.И. в том, что Народным Комиссариатом Боеприпасов Союза ССР 30. Х. 1944 года признано за вами авторское право, не подлежащее опубликованию.

Документация по авторскому свидетельству хранится в Бюро по делам изобретательства НКБ СССР. Дело № 3484 с.

Авторское свидетельство будет выдано по получении единой формы, утвержденной СНК СССР.»

Прошли годы, сейчас все это уже давно «подлежит публикации». Тем более что выполненная тогда работа, зафиксированная подписью трижды Героя Социалистического Труда Ванникова, спасла многие жизни наших солдат, а кроме того, принесла еще большую экономию стране. Речь идет об усовершенствовании так называемых штатных реактивных снарядов для «катюш» М-13 и М-31. Их коренным недостатком в первые годы войны было рассеивание. Им не хватало кучности и скорости полета. Как рассказывали ученые, Сталин, обсуждая на совещании эту проблему, предупредил конструкторов и ученых, что ее надо решить, не меняя технологии производства реактивных снарядов.

Христианович, удивленный этим требованием, заметил: «Без изменения технологии остается одно - окропить снаряды святой водой…».

- Вот примерно это и требуется, - сказал вождь, и дебаты были закончены.

И что же?! Так и удалось. Технология производства снарядов, в сущности, не менялась. Но в центральной части снарядов, вблизи центра тяжести, просверлили наклонные отверстия, чтобы небольшую часть газа выпускать из пороховой камеры. Это позволяло их закручивать. В итоге намного была улучшена кучность (плотность) стрельбы. До усовершенствования на один гектар земли попадало от четырех до пяти снарядов. А после него - от двадцати до тридцати. Кучность улучшалась в 4 - 6,5 раза. Следовательно, цель поражалась быстрее, расход снарядов уменьшался, что позволяло, кроме всего прочего, сокращать расход металла. А потом боевые генералы отмечали, что «итоговые данные … государстсвенных испытаний превзошли все ожидания… Выходило, что благодаря резко улучшенной кучности стрельбы теперь вместо полкового или бригадного залпа можно было ограничиться одним дивизионным залпом. Плотность огня …обеспечивала надежное подавление и частичное разрушение узлов сопротивления или уничтожение укрытых в лесах и населенных пунктах мотомеханизированных сил». Христианович за эту работу получил орден Ленина, а остальные специалисты из его команды - ордена Красной Звезды и премию.

Но это был далеко не единственный заметный вклад академика Христиановича в оборону страны. Его исследования в аэродинамике уже в годы войны способствовали созданию скоростной авиации. Под его руководством создавалась принципиально новая экспериментальная база. Например, уникальные аэродинамические трубы. При пуске этих труб за пультами управления сидели два классика аэродинамики, два Сергея Алексеевича: при пуске трубы Т-102 сидел Сергей Алексеевич Чаплыгин, а при пуске трубы Т-106 - Сергей Алексеевич Христианович. Нельзя не уточнить, что Христианович в 1943 году, имея 35 лет от роду, стал академиком и за вклад в Победу над фашизмом шесть раз награждался орденами Ленина и дважды удостаивался Сталинской премии.

Во главе института теоретической и прикладной механики стояли и другие ученые, сделавшие немало для Победы над врагом в Великую Отечественную войну. Например, академик Владимир Васильевич Струминский. Он, в частности, проверял экспериментально идею стреловидного крыла самолета, высказанную А. Буземаном. Теоретические работы Струминского, проведенные в первые годы войны, имели большое значение для развития отечественной авиационной техники. Вскоре после войны Струминский получает Государственную премию за разработку и внедрение в серию новых крыльев для скоростных самолетов. В то же время в конструкторских бюро Лавочкина, Микояна и Яковлева были созданы первые опытные истребители со стреловидными крыльями. Струминский получил вторую Государственную премию, золотую медаль и первую премию им. Н.Е.Жуковского за лучшую работу по теории авиации.

Но далеко не только теоретическим был вклад ученых института теоретической и прикладной механики в Победу над фашизмом. В нем успешно работало много фронтовиков, в судьбах которых мужество и трагедия были тесно переплетены. Такая судьба выпала, например, кандидату наук Николаю Филипповичу Полякову. Он учился в восьмом классе, когда его родной Азов захватили немцы. Уже в октябре 1941 года его отправили в Германию. Он дважды бежал, пробираясь на Родину, его ловили, отправляли в тюрьму, а потом снова в Германию. Третий раз он бежал под обстрелом, с поезда, увозившего его снова на чужбину. Но снова он был пойман и отправлен на работу, но уже в Австрию. Здесь он батрачил до прихода советских войск. Потом его призвали в армию. Он стал командиром взвода в седьмой гвардейской армии. Затем был тяжело ранен, превратился в инвалида с орденом «Отечественной войны первой степени» и многочисленными медалями. Но Поляков не сдался, не ослабел духом. В институте он возглавил отдел, в котором создавалась малотурбулентная аэродинамическая труба, одна из лучших в мире. Позднее Николай Филиппович стал лауреатом премии Совета Министров СССР и заслуженным ветераном СО РАН.

Семнадцать лет проработал в институте Борис Владимирович Белянин, который в войну командовал стрелковой ротой и принимал участие в освобождении от фашистов таких городов как Ельня, Смоленск, Сестрорецк, Териоки. Имея многочисленные боевые награды, Белянин и в мирной жизни «не подкачал»: он получил орден Ленина, два ордена Трудового Красного Знамени и государственные премии первой и второй степени. Давно знаю, что долго и хорошо воевавшие фронтовики и в мирной жизни добивались, как правило, успехов. Это стальное поколение, вынесшее на себе столько, что диву даешься.

Фронтовиком был и академик Николай Николаевич Яненко, который тоже несколько лет руководил коллективом института теоретической и прикладной механики. В молодости этот скромный и близорукий человек, прекрасно знающий немецкий язык, в сопровождении двух автоматчиков подползал к немецким окопам и, то с помощью неуклюжего раструба, то через динамик, постоянно рискуя жизнью, вел свою спецпропаганду. Фашисты его то слушали, то бомбили, но свою боевую задачу он выполнял всегда. Впрочем, и после войны, работая в засекреченном городке, он тоже выполнял боевые задачи. А из жизни он уходил уже Героем Социалистического Труда.

Затейлива судьба людей в России. Она почти каждого то бросает в пучину испытаний, то возносит к успеху, то долго, словно проверяя выдержку, держит в прозябании и неопределенности. Так, сразу от победы к победе, бывает редко. Не тот климат, не та страна, не та история и не тот менталитет, чтобы СРАЗУ. У нас другое: надо помучиться - тогда получится. Вот так и со всеми фронтовиками. И с теми, кто кричал «ура!» и выскакивал из окопа в атаку. И с теми, кто не кричал «ура!», а сидел до полуночи с чертежами и расчетами на заводах, на полигонах, в конструкторских бюро и в «шарашках».

Казалось бы, у академика Андрея Алексеевича Трофимука была счастливая судьба: счастье в личной жизни, признание, высокие награды, открытия, благодарные ученики, своя научная школа… Но если не знать его принципиальный и резкий характер, с которым он вполне мог попасть под расстрел, и не знать, что он пережил, когда публично отказался от высокой государственной награды, протестуя против забвения и унижения науки. А сколько он пережил из-за программы «Сибирь», которой руководил и которая из года в год ужималась по финансированию, как шагреневая кожа, сжавшись в конце концов до… нуля. Конечно, Андрей Алексеевич заслужил большего уважения на склоне лет. Хотя бы за то, что он сделал в годы войны, когда в Башкирии открывал гигантские нефтяные месторождения вблизи Ишимбаевских нефтепромыслов. Отсюда бесперебойно поступала Красной армии нефть и продукты ее переработки. Трофимук стал Героем Социалистического Труда еще за год до конца войны. За создание второй нефтяной базы страны. Огромен его вклад в Победу. А до сибирской нефти надо было тогда еще дожить.

Вскоре после войны он дважды становится лауреатом Сталинской премии первой степени. У него тоже было шесть орденов Ленина и много других наград. Но это никоим образом не отразилось на его принципиальности и нетерпимости ко всему глупому, непродуманному, а то и авантюрному в нашей экономике и жизни. Трофимук побеждал, достигал и страдал - все было.

Михаил Алексеевич Лаврентьев изучает пробивание танковой брони кумулятивными снарядами. Украина, 1944 г.

За открытие большой нефти в Башкирии Золотую звезду Героя Социалистического Труда Андрею Алексеевичу Трофимуку вручает Председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Иванович Калинин. 1944 г.

Неподалеку от Трофимука в военные годы находился и Михаил Алексеевич Лаврентьев. Он был вице-президентом Украинской Академии наук, которую эвакуировали в Уфу. Он занимался разными проблемами артиллерийского вооружения. Не случайно именно в то время его наградили орденом Отечественной войны. Ученые такой орден получали нечасто. Война и первые послевоенные годы дали толчок к развитию многих направлений в науке. Именно в войну Лаврентьев обратился к теории кумуляции и созданию кумулятивных зарядов, пробивающих броню. В открытой печати первая публикация на эту тему появилась только в 1957 году. Она называлась «Кумулятивный заряд и принцип его работы». Но в закрытых трудах Артиллерийской академии об этом шла речь лет на десять раньше. Кстати, создана была академия в годы войны, и Лаврентьев был ее членом. Работавший в институте гидродинамики профессор Георгий Сергеевич Мигиренко в войну занимался проводкой и техническим обеспечением операций наших (теперь хорошо известных и по книгам Пикуля) северных конвоев.

Но, строго говоря, Лаврентьев начал заниматься работами «военного характера» еще раньше. По мнению академика Владимира Михайловича Титова, он был один из великой троицы - Келдыш - Седов - Лаврентьев. Как уточнили мне, Михаил Алексеевич еще до войны был членом ученого Совета ЦАГИ. И туда Лаврентьев привел Седова и Келдыша. Это была очень мощная аэродинамическая группа. Самую яркую работу провел в ЦАГИ Келдыш - по возбуждению вынужденных колебаний самолета. То есть очень известная работа по флаттеру и шимми - потере устойчивости самолета при посадке. Этими учеными многое было сделано для рассмотрения научных задач, которые касались посадки гидросамолетов на воду. В те годы, задолго до появления судов на подводных крыльях, и у нас, и за рубежом была в значительной степени разработана теория подводного крыла. И когда конструкторы на «Красном Сормове» наконец взялись за создание таких судов, они уже имели теоретическую базу, знали, куда двигаться дальше. Те первые работы знаменитой тройки Келдыш - Седов - Лаврентьев до войны и в годы войны позволили ей перейти к решению других, куда более сложных задач для обороны страны. Это та же гидродинамическая теория кумуляции Лаврентьева.

Келдыш пришел в атомную промышленность. В его институте начались первые расчеты разных процессов, связанных сначала с ядерным вооружением, а потом с ракетной промышленностью.

- Седов, - рассказывал академик Титов, - первый в стране в изящной и простой форме дал решение задачи о точечном взрыве. Переводя это на бытовой язык, речь идет о взрыве атомной бомбы. По сравнению с широкомасштабными последствиями взрыва сама бомба взрывается в точке, она маленькая. Так что атомный взрыв всегда точечный.

…Недавно в президиуме СО РАН мне показали фильм о работе Михаила Алексеевича Лаврентьева в Сарове, где он занимался работой по созданию артиллерийского заряда с ядерной начинкой. Работа была выполнена. Больше того: на параде по Красной площади даже прошли орудия, разработанные для этого заряда РДС-41. Но в серию он не пошел. Наступал век ракет, более перспективных для обороны страны. В увиденном фильме услышал выступления ученых и конструкторов, которые работали в знаменитом КБ-11, где научным руководителем был Лаврентьев. С какой теплотой и признательностью они вспоминали о нем! Так отзываются о человеке, который, как говорится, всколыхнул жизнь, запал в сердце и в память.

Институту гидродинамики очень повезло, когда его директором стал Михаил Алексеевич. Это был лидер энциклопедического масштаба. В нем был сплав огромного практического и конкретного опыта ученого - теоретика высшей пробы. Лаврентьев никогда не поощрял оборонные работы, если они ограничивались только заказом, договором, но в них не было науки. Он обязательно спрашивал:

- В этой работе есть научная проблема или нет?

Если есть, то институт брался и решал проблему. И решал нередко на мировом уровне. К таким, например, относилась работа академика Войцеховского по динамической защите танков. Когда на броню танков кладется тонкий слой взрывчатого вещества в виде пластин. При попадании в танк взрывчатое вещество взрывается и начинает кидать пластину, а пластина лезет на огненную струю, подставляя ей свои новые кусочки. В итоге тонкие пластинки эффективно защищают сам танк, принося себя «в жертву». Скорее всего, это мое объяснение поверхностное, но суть оно все же передает.

Войцеховский придумал свою защиту для танков в 1956 - 1957 годах. Лаврентьеву работа понравилась, он принялся ее предлагать генералам, но им показалось, что работа какая-то несуразная - защищать родной танк с помощью… взрывчатки. Нет! Тут наука чудит…

- Это недоверие тянулось до семидесятых годов, - пояснял академик Титов. - А потом в очередной арабо-израильской войне против наших противотанковых управляемых ракетных снарядов, которые мы поставили египтянам, вышли американские танки «Абрамс», купленные Израилем. Они были покрыты той же самой защитой из взрывчатки. Снаряды хорошо попадали в танки, но они шли дальше. Вот тогда закончилось недоверие наших генералов к научной разработке. Вышли всякие строгие постановления, заработали комиссии…

- Покажу вам статью моего коллеги по отделению академика Валентина Михайловича Пашина, - рассказывал Титов, - про работу центрального института по судостроению - ЦНИИ имени Крылова. В ней говорится о повышении скорости движения судов, в частности, подводных лодок. Пашин отмечает участие в этих да и в других работах наших институтов теплофизики, теоретической и прикладной механики, гидродинамики.

Итак, сибирская наука и сейчас изучает, но не в прежнем масштабе, конечно, некоторые оборонные проблемы. Например, изучает поведение различных материалов на больших глубинах. Тем более что ныне применяется немало совершенно новых материалов. В институте гидродинамики в свое время тщательно изучали титан, о котором прежде редко кто слышал. И данных о нем никаких не было. А теперь едва ли не каждый мальчишка знает, что есть титановые подводные лодки. Новые материалы изучаются при давлении, при нагреве, все их прочностные возможности при разных состояниях. Без этого ни один конструктор не впишет новый материал в свой проект. Ему подавай справочник, где все расписано.

Сам Владимир Михайлович Титов по просьбе Михаила Алексеевича, а к нему обратился за поддержкой Сергей Павлович Королев, занимался проблемами метеоритной безопасности. Если откровенно, то забеспокоились об этом с опозданием. У нас всегда так: как запрягать, так лягать. Строили космические корабли, но не очень задумывались, а что их там, в космосе, ждет.

Естественно, что Королев обратился сначала к москвичам. Они всегда ближе. Но они и прагматичней: «давайте столько-то миллионов, и мы поладим».

Но осилить аппетиты москвичей не всегда могут даже крупные ведомства. Пришлось обращаться к сибирякам. И не зря.

Титову и его коллеге Фадеенко, который сейчас гражданин Украины, удалось без всяких миллионов провести эксперимент (по затратам, деньгам - копеечный), который далеко не на все вопросы отвечал, но давал принципиальный ответ, что можно ожидать в космосе. В лаборатории без всякого дополнительного оборудования было изучено высокоскоростное взаимодействие в нижнем метеоритном интервале - до десяти-двенадцати километров в секунду. Ровно через год после просьбы Королева сибиряки положили ему отчет о том, что можно ожидать, если космический корабль столкнется с метеоритной частицей одного или другого размера. В институте гидродинамики в свое время проверяли, отстреливая, чуть ли не все элементы первой космической техники, начиная от скафандра и иллюминатора и до сложных корпусов. Так что отчет Королеву был подкреплен надежной проверкой. Она тоже поначалу была секретной, но постепенно рассекретилась.

Что позволило наконец Владимиру Михайловичу Титову выйти в научный мир с открытыми работами и ездить за границу наравне с другими учеными.

Его имя до создания Сибирского отделения пользовалось у нас в области такой же популярностью, как имена прославляемых многие годы Героев Социалистического Труда из рабочего класса. Николай Андреевич Чинакал был создателем щита Чинакала - первой передвижной крепи для мощных крутых угольных пластов и щитовой системы их разработки. В книге Л.В.Зворыкина и академика М.В.Курлени «Летопись Института горного дела СО РАН. Люди, события, даты. 1943 - 2000» приводятся такие цифры: разработки Чинакала позволили в войну повысить добычу коксующихся углей в Кузбассе в два- три раза и восполнить потери, связанные с оккупацией фашистами Донбасса и Подмосковного угольного бассейна. При использовании щитов Чинакала производительность очистного забоя в шахте достигала 15 - 20 тысяч тонн угля в месяц. Щитовая система на много лет пережила самого Чинакала и только в самые последние годы стала отступать со своих позиций. А еще недавно доля ее применения составляла пятьдесят процентов. В сущности, это было выдающееся мировое достижение в технике добычи угля.

Но далеко не сразу оно было оценено как таковое. Первый раз Николай Андреевич выступал «со своим щитом» в 1935 году перед горными инженерами комбината «Кузбассуголь». Спорили на этой технической конференции горячо. Тем не менее дискуссия была не в пользу Чинакала. Его идеи отвергли.

Что ж, это обычный наш вариант. Сразу поверить в правоту нового мы не умеем и не любим. Вот вам еще один пример на слуху. Когда-то работавший у Чинакала техник Юрий Кондратюк тоже не находил широкой поддержки своим дерзким космическим замыслам. Это сейчас он входит в считанное число самых знаменитых людей мира. А тогда он элеваторы строил в Сибири, не имея никаких шансов на славу и поддержку. Но разница в этом сопоставлении в том, что Чинакал при своей жизни добился признания, а Кондратюк ушел из жизни непризнанным. Слава к нему пришла через много лет после гибели.

К счастью, Чинакал жил долго. В России для признания, как известно, это необходимо. Николай Андреевич упорно, год за годом, отстаивал основательность и правильность своих идей.

«Не получив ответа на свое предложение, - пишет он своему начальнику в 1937 году, - я вторично поставил этот вопрос перед Кузнецким бассейновым управлением (КБУ). И мне сказали, что КБУ не имеет денежных средств (эта формулировка в России никогда не умрет. - Р.Н.)».

«Не удовлетворившись таким ответом, - пишет далее Чинакал, - я добился все же того, что мне было разрешено проверить основные положения своей системы на практике. Мне пришлось оставить работу в проектном управлении и самому взяться за проведение своего предложения. В течение двух месяцев в рудничных мастерских был сделан щит. В конце сентября он был смонтирован и в начале октября пущен в работу. Первые опыты подтвердили мои расчеты. Работа со щитом оказалась безопасной и эффективной…».

Но далее: «…Я согласен сам взять кайло и топор в руки, и уже брал их в Киселевске. А дело все же ни с места. Но я просил бы помнить, что я живой человек, имею 24-летний горняцкий опыт. Пришел не с улицы. Кое-что успел сделать для угольной промышленности СССР. Не думаю я останавливаться на достигнутом. Но моя работа недостаточно эффективна…».

Сколько передано о нашей жизни в этих коротких строчках писем будущего ученого, Героя Социалистического Труда! Как много потеряли люди и страна, оттого что у них не было условий для эффективной работы. Но все же Чинакал своего добился. Вспоминая о военном времени, он писал ректору Томского политехнического института профессору Воробьеву:

«В Томске я прожил четыре тяжелых года для нашей страны в период Великой Отечественной войны, и, конечно, всем нам было нелегко работать. Тем не менее мы отдавали все силы для того, чтобы помочь выиграть войну и работали, не только готовя кадры, но и всемерно помогали перебазировавшейся в глубокий тыл промышленности быстрее и лучше налаживать производство в новых, часто непривычных условиях, с которыми приходилось встречаться в Сибири. В этом отношении заметную положительную роль сыграл Томский комитет ученых…».

Еще в марте 1942 года Чинакал направил в Новосибирский обком ВКП(б) докладную записку, в которой предлагал форсировать внедрение щитовой системы для дополнительной добычи угля и повышения производительности труда, начать изучение нефтепродуктивных структур Сибирской платформы, организовать работу по созданию самостоятельной железорудной базы для металлургии Западной Сибири и т.д. По всем предложениям Чинакала было принято специальное решение обкома партии. Интересно, что Чинакал в годы войны усовершенствовал свой щит.

Он руководил горным институтом четверть века. За это время выросла научная школа, определились направления исследований, институт завоевал авторитет в стране и в мире. А по количеству патентов и изобретений он вышел на одно из первых мест в академическом мире.

…За несколько дней до 60-летия Победы над фашизмом вспоминаются славные имена ученых-фронтовиков. Это и разведчик, ставший академиком, Дмитрий Константинович Беляев, и Варлен Львович Соскин, бывший старший лейтенант, а ныне профессор и доктор наук, интересную статью которого о «пропавшей» 24-й армии недавно прочел, и морской пехотинец на фронте, а в мирной жизни академик, директор института Анатолий Васильевич Ржанов, неоднократно присылавший в «Советскую Сибирь» свои содержательные статьи, и академик Николай Николаевич Яненко, о котором совсем недавно мы рассказали подробно в газете, и многие другие. Не всем им довелось прийти в науку после вузов. Они «отвлекались» временем на борьбу, на Победу. Другим из этого поколения пришлось идти на фронт сразу после школы. Никто из них, как помнится, не отчаивался и не ныл, не предавал и не подличал. Придя с фронта, все свои силы, талант и умение они отдали созиданию, науке. Давайте ушедших помянем добрым словом, а живущих поздравим. С Днем ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ!