И он их не опекал. Ему нравилось, когда «выбарахтываются» самостоятельно. Но если Николай Николаевич видел, что студенту или аспиранту выплыть удается, то тут же вся интеллектуальная мощь академика проливалась на молодого исследователя золотым дождем. При одном непременном условии: работа должна иметь какой-то конкретный результат. Это была «привычка Снежинска». В известном ныне городке на Урале, откуда приехал в Академгородок Яненко, ковали атомную защиту страны. Николай Николаевич имел там дела с такими главными конструкторами с золотыми звездами на пиджаках и мундирах, которые обладали крутым нравом, непререкаемым авторитетом и очень большими полномочиями. По обыкновению они в абстрактные разговоры не вступали. Их интересы были предельно конкретными: сроки, технологии, материалы, выполненные задачи. Но у теоретика и фронтовика Яненко тоже был не менее твердый характер. Отстаивать свои взгляды и предложения он умел. Кремень на кремень выбивает искры. Так бывало... хотя Яненко всегда был открыт для согласия и понимания.

Академик Юрий Иванович Шокин.

Академик Шокин познакомился с Николаем Николаевичем еще студентом НГУ. По приглашению академика Марчука Яненко выступал с докладом на семинаре в Вычислительном центре как раз о методе дробных шагов. Затем студент Шокин слушал лекции Яненко по газовой динамике, которые очень нравились Юрию Ивановичу. Настолько понравились, что молодой человек заявил Марчуку, что он хочет уйти к Яненко. В некоторых вузах это бы вполне могло рассматриваться как неодобрительное метание или даже дерзость. В НГУ такие переходы-перескоки воспринимают терпимо. К позициям студентов относятся уважительно. Два года назад Шокин напомнил Гурию Ивановичу Марчуку, что исполнилось ровно сорок лет, как он ушел от него в студенческие годы под «крыло Яненко». Посмеялись и оценили научную притягательность академика Яненко.

Эта притягательность, по мнению Шокина, покоилась на энциклопедичности академика Яненко. И отнюдь не только в прикладной математике или механике. Ради прикладных задач он оставил свою любимую геометрию. Его первые работы в Снежинске посвящались расчетам состояния вещества. За них он получил свою первую Государственную премию.

Без его энциклопедичности не было бы научной школы. Яненко знал иностранные языки, знал уровень мировой науки и, скажем так, носителей этого уровня, знал литературу и историю, хорошо знал жизнь простых людей своей страны и даже мысли не допускал о каком-то личном превосходстве над ними. Энциклопедичность позволяла ему увидеть взаимосвязи между разными явлениями, обнаруживая в них подобие и понимая, где и как его можно использовать. Мы же находим общее между течением крови и течением в речке.

Держался Яненко всегда скромно, и его возмущала и смущала любая спесь. При внешней сдержанности он был увлекающимся человеком, до фанатизма любил шахматы и с тем же Шокиным, когда у Юрия Ивановича родилась двойня, они на радостях в честь дочек блицевали восемь часов подряд. Хорошо понимаю Яненко в этом увлечении: мой личный рекорд в шахматных поединках - четырнадцать часов без передыха на берегу Черного моря в Пицунде. Сейчас об этом вспоминаю как об азартном идиотизме, а тогда считал нормальным времяпрепровождением.

Однажды, рассказывали ученые, они летели на стареньком самолете в Сургут вместе с нефтяниками, которые, как шутил Василий Михайлович Фомин, были не полупьяны, а полутрезвы. Гудели вахтовики, конечно, от души. Яненко снял пальто, и все увидели на его пиджаке сверкнувшую золотую звезду Героя Социалистического Труда, врученную недавно. Нефтяники мгновенно примолкли. А потом шепотом спросили у Фомина: «А как он насчет выпивки? Ругаться не будет?»

- Нет, не будет, - успокоил Фомин. И нефтяники удовлетворенно вздохнули.

В другой раз их попутчиками по рейсу были высокие чиновники. И тоже полутрезвые. Яненко попросту страдал, когда слышал их разговоры. Чиновники хвастались напропалую и всем: своими машинами, своими женщинами, своими дачами, своей властью... Правда, потом Яненко смеялся, кода стюардессы с учетом большого начальства в самолете разнесли всем пассажирам по апельсину.

Его скромность иногда принимала форму максимализма. Как-то Яненко надо было срочно в аэропорту поменять билет. Но была большая очередь. Профессор Ковеня всячески убеждал его воспользоваться своим правом Героя Социалистического Труда. Яненко категорически отказывался. Тогда Ковеня подошел к кассе и стал, как говорили прежде, распространяться: «Вон стоит в очереди Герой Социалистического Труда, академик, фронтовик, ветеран войны и не может обменять билет. Обратите на него внимание».

Николай Николаевич, догадавшись, о чем идет речь у билетной кассы, демонстративно отвернулся и принялся читать газету. Билет все-таки ему обменяли.

Яненко был патриотически настроенный человек. Он родился в сибирской глубинке, в простой семье, начинал свою трудовую биографию со скромных должностей и нигде и никогда не проявлял никакого хамского начальственного ража.

- В молодости, - вспоминал Шокин, - я брался за все, что предлагал Яненко. Потому, наверное, что совершенно не знал то, что он предлагал. Это касалось и задач в биологии, и интервального анализа, и цунами. Но так, занимаясь трудными и новыми задачами, вставали на ноги в научной школе Яненко. Выражались его просьбы очень коротко: «Юра! Посмотри этот материал».Что ж, смотрел. Сначала от незнания, а потом, наверное, и от знания. На конфликты в трудовых коллективах Николай Николаевич реагировал отстраненно, по-своему. Конфликт бы быстро кончился, говорил он, если бы участники его занялись конкретной задачей и с конкретными выходами, да еще с точно обозначенными сроками, когда должно быть выпущено изделие. В этой реакции тоже была «привычка Снежинска». Опыт, знания и какое-то необыкновенное чутье на прикладные задачи позволяли Яненко быстро увидеть, где и как применять решения, методы и методики науки. И эти решения помогали ставить новые задачи в науке - та давняя особенность до сих пор жива в научной школе.

...вспоминал доктор наук Виктор Михайлович Ковеня, «мы в студенчестве всюду ходили по НГУ в поисках интересного и важного». Так нынешний заведующий кафедрой университета попал на спецкурс Яненко. Попал и уже, как говорится, не отпал. Потому что было очень интересно. Из тех лекций Яненко вскоре «выросла» книжка, которую почти сразу же перевели и издали в Англии, Германии и во Франции. Это был период, когда в отечественные конструкторские бюро, особенно оборонного профиля, в институты и на предприятия стала поступать новая вычислительная техника. А специалистов, знающих методы решения задач с помощью этой техники, было мало, а чаще всего они совсем отсутствовали. НГУ и Яненко одни из первых откликнулись на новый кадровый дефицит. В университете открыли кафедру численных методов механики сплошной среды, которую возглавил Николай Николаевич. И он сразу принялся за решение проблемы, которую позднее назвали технологической цепочкой. То есть исследователи, конечно, должны знать сами задачи, методы их математического решения и уметь, как называлось тогда, «писать комплексы, пакеты». Без овладения новой вычислительной техникой это было невозможно.

Яненко организовал вместе с Борисом Григорьевичем Кузнецовым весьма своеобразный семинар для студентов. Каждый из них мог получить на нем статью на самом разном языке по тематике кафедры и должен был на семинаре сделать сообщение о том, что он в этой статье понял и узрел. Но сначала, естественно, надо было перевести статью. Ковене, например, попалась статья на венгерском языке, а он знал единственное венгерское слово - Будапешт. Но математиков выручают формулы, по ним можно понять суть. Так что сообщение на семинаре удалось сделать. Яненко важно было выявить интерес студента, его способность трудиться и понимать. И когда на третьем курсе студент Ковеня сдал годовой спецкурс, то у него был законный повод для гордости.

Едва Виктор Михайлович закончил университет и пришел на работу в ВЦ, как Яненко поставил перед ним трудную задачу из области гидроаэродинамики (из-за математической специфики мы опустим название задачи - Р.Н.). Тогда подобными задачами занимались не более двух-трех человек в стране.

- Вот поезжайте в Москву, - сказал Яненко, - познакомьтесь с этими редкими специалистами, изучите литературу и принимайтесь за решение.

Затем Яненко словно отступил от своего ученика на целых два года. Предоставил ему полную самостоятельность. И издали смотрел, как он возится, что делает. И когда убедился, что ученик упорствует, работает и у него что-то получается, то принялся активно помогать. Если бы не получилось, то Яненко оставил бы ученика, забыл о нем.

- В какой-то степени, - оценивал Ковеня, - это была тяжелая привычка Яненко. Привычка к преодолению в одиночку. Но для многих она стала спасительной, потому что приучила к самостоятельному мышлению, исключала интеллектуальное иждивенчество.

Через много лет Виктор Ковеня в откровенный час общения со своим учителем как-то сказал ему:

- Вы пожертвовали некоторыми учениками, не помогли им… Или это мне показалось?

- Не показалось, - откровенно признал Яненко. - Потому что нельзя работать со всей массой. Для науки лучше и полезнее помогать упорным, самостоятельным и способным.

Не могу не упомянуть, что ученики Яненко оставались верными ему до конца жизни. Под самый его финал они гуляли с Николаем Николаевичем по Академгородку часа по три. Беседовали на самые различные темы. Однажды Яненко припомнил, что при посещении Кембриджа он побывал в келье Исаака Ньютона. В келье великий ученый жил вместе с каким-то профессором. И Николай Николаевич помнил его имя.

- А вот я забыл, - признался Ковеня и продолжал: - Профессор считал себя очень умным и прятал от Ньютона свои труды и результаты исследований.

- Фамилия этого профессора, - улыбался Яненко, - сохранилась в истории английской науки только потому, что он жил в одной келье с Ньютоном. А труды его бесследно канули, забыты. Ученый должен делиться своими знаниями с людьми. Открытость ученого будет обязательно оценена, специалист растет в общении. Большая наука - дело коллективное.

Буквально через несколько дней после того памятного для Виктора Михайловича разговора академик Яненко умер.

Член-корреспондент РАН Василий Михайлович Фомин.

Доктор наук Виктор Михайлович Ковеня.

Доктор наук Леонид Борисович Чубаров.

Кандидат наук Алексей Владимирович Болеста.

Из Снежинска Яненко приезжал в Ленинград с особыми полномочиями. Там он набирал из выпускников университета таких ребят для атомного центра, которых считал нужным. Вел он также отбор способных на семинарах и конференциях, оценивал их по докладам, дискуссиям, по самостоятельным суждениям и даже по репликам. Кандидат наук Фомин приехал из Казани в Новосибирск на конференцию, когда научная слава Академгородка уже утвердилась по всей стране. Яненко послушал выступление Фомина, которого он видел первый раз в жизни, и предложил ему переехать в Новосибирск с обещанием предоставить вскоре квартиру. Сначала, правда, с квартирой дело не выгорело, но Яненко, договорившись с академиком Струминским, который был тогда у нас директором Института теоретической и прикладной механики, слово свое все равно сдержал. Фомин получил квартиру, а затем Яненко стал директором института, возглавляемого сейчас Фоминым. И так в науке часто пересекаются судьбы: на смену учителям приходят ученики.

Фомин был совсем из другой научной школы, и многое ему пришлось в науке решать заново. Яненко «доверил» Фомину задачи соударения. Грубо говоря, надо было понять и объяснить, какие процессы происходят, когда, например, пробивают танки или космические аппараты, и предложить решения по защите их от ударов. Проще говоря, предлагалось изучить поражения вместе с защитой.

Изучить с помощью математического моделирования. Эта работа требовала постоянного общения с мэтрами отечественной обороны. С такими, например, как дважды Герой Социалистического Труда Виктор Петрович Мокеев, знаменитый и теперь открытый для прессы создатель ракет для подводных лодок.

- Смею предположить, что иногда, - рассказывал Фомин, - Яненко брался за решение и таких задач, в которых, с нынешней моей точки зрения, он и сам слабо разбирался. Чрезвычайно скромный по природе своей человек порой демонстрировал перед строгими и властными генеральными конструкторами такую смелость, даже наглость, что оторопь брала. Дальше начиналось обсуждение, накапливались факты, и смотришь: задача-то выстраивается, проясняется. Находился путь к математическому моделированию, и в итоге подбирались к нужному решению.

- Меня поражала, - продолжал свой рассказ Фомин, - обучаемость Яненко. На всех семинарах и конференциях он сидел с записной книжечкой в руках. В памяти засеклось, что он все время что-то записывал. Сейчас я предполагаю, зачем ему это было нужно. А потому, что он понимал механику через математику. Объяснение на пальцах, да еще физических процессов, он далеко не всегда воспринимал. Но едва начнешь писать уравнения, как Яненко словно светлел. Ему становилось сразу все ясно. Математика, видимо, была его коньком еще с уроков в школе.

И вот однажды сидим мы у Мокеева, заходит к нему в кабинет секретарь и передает прекрасно сделанный и отполированный футляр. Говорит: «У нас был академик Семихатов, он просил вам, Виктор Петрович, это передать». Мокеев открыл футляр, а в нем лежит алюминиевая ложка с дыркой в середине.

- Это что? - раздраженно спрашивает Мокеев. - Зачем?

Кострукторы ему поясняют: «Ложка из нашей столовой».

- А почему с дыркой? - уже рычит Мокеев.

В ответ молчание.

- Позовите моего зама по общим вопросам, - приказывает генеральный.

Появляется зам, уже бледный.

- Зачем ложки продырявил? - грозно спрашивает Мокеев.

- Да воруют их, вот я и пометил. Дырявые не берут ...

- Та-ак! - тянет мрачно Мокеев. - Завтра тебя выгоню, а сегодня заменишь все ложки.

Такие вот картинки тоже бывали при общении науки с производством: с одной стороны первоклассные ракеты, а с другой - дырявые алюминиевые ложки, чтобы их не украли.

- Потом Яненко спрашивал у меня, - посмеивался Фомин. - Ложки-то заменили у Мокеева?

- Заменили. У Мокеева строгий порядок.

А у Яненко был строгий и тщательно продуманный порядок заманивания хорошего студента на кафедру. Он вел со студентами длительные собеседования, устраивал чаепития с обязательным тортом в общежитиях, ездил со студентами копать колхозную картошку, всегда работая наравне с ними. И это действовало, даже среди физиков, которые в большинстве своем стремились в ИЯФ. Впрочем, «заманивались» не только студенты, но и инженеры из тех же оборонных КБ. Они учились в академических институтах культуре работы с новой вычислительной техникой, которой у них было гораздо больше, чем в академии. И заслуга Николая Николаевича в том, что эта академическая культура широко пошла в промышленность. В семидесятые годы она была внесена, а сейчас повсюду прижилась технологическая цепочка в вычислительной механике: сначала физико-математические модели, потом численные алгоритмы и математическая технология, а уж затем автоматическое проектирование инженерных конструкций.

Доктор наук Леонид Борисович Чубаров относит себя к ученикам учеников Николая Николаевича Яненко. Хотя он хорошо помнит роль академика в судьбах молодых ребят. Именно Яненко привлекал к своим делам и задачам института их, ребят из самых разных вузов. Сотрудники кафедры Николая Николаевича постоянно колесили по разным университетским городам, выискивая толковых студентов и аспирантов. Чубаров начинал учиться в Томске. Вместе с ним приехал оттуда, например, Геннадий Алексеевич Сапожников, который сегодня доктор наук и заместитель губернатора нашей области. В отделе, которым когда-то руководил Николай Николаевич, по сию пору работают выпускники вузов от Вильнюса до Владивостока.

- Помню, что к нам в общежитие забежал секретарь кафедры Юрий Иванович Шокин, - рассказывал Чубаров, - и пригласил на лекцию Яненко. Мы пришли. Ждем появления важного и представительного, по нашим тогдашним прикидкам, академика. А пришел человек в простецкой кепке и спортивной куртке. Ну совсем не похожий на академика. И никто не думал, что именно он, по инициативе которого нас привезли в Академгородок из разных вузов страны, определит наши судьбы. Мы до НГУ занимались всякой всячиной, а здесь наши интересы были строго ограничены, что пошло нам на пользу. Молодежные метания кончились. Мы все должны были заниматься задачами вычислительных методов механики сплошных сред. Не всем это понравилось, но случилось так, а не иначе. Это был первый кардинальный поворот.

Второй, по существу, тоже определил Яненко. Он был связан с тем, чем мне, Чубарову, заниматься в науке. Яненко предложил включиться в работу по решению задач численного моделирования волн цунами. Это были моменты с длительными последствиями. Не для одного меня, но и для других ребят из нашей группы: для Гены Черных, Александра Ревуженко и Юрия Захарова. Сейчас они работают в разных местах, и весьма успешно. Но все мы во многом обязаны академику Яненко.

Да только ли мы?! Моя жена начинала работать вместе с Николаем Николаевичем еще на Урале. Когда мы пришли еще мальчишками в ВЦ, он представлял из себя весьма неоднородный институт. Был отдел Марчука, отдел Лаврентьева, Годунова и Яненко. Точнее, они назывались не отделами, а отделениями вычислительного центра. И мне кажется, что в нашем отделении численных методов механики сплошных сред нравственный климат существенным образом отличался от других. В чем? Да во всем. Даже в том, как мы дружно ездили на картошку вместе с Яненко и его собачкой, в том, как яростно играли в шахматы, как интересно проводили семинары, в простоте отношений, в возможности любому и в любое время зайти в приемную к Зое Павловне, обо всем, что лежало на душе, рассказать, а уж она решала, кого допустить к Николаю Николаевичу, а кого придержать. Это, может быть, не главные, но очень существенные приметы научной школы Яненко. Едва ли мы вели тогда высоколобые разговоры о политике и культуре. Нам было не до этого. У Яненко все очень много работали. В том числе по субботам и воскресеньям. Но совсем не по приказу, а по интересу, по велению души.

- Неужели в молодежной среде не было горлопанов?

- Конечно, были, - согласился Чубаров. - Всегда есть молодцы, желающие доказать, что они умнее. Но присутствие Николая Николаевича всех успокаивало и расставляло по своим местам. Достаточно было одного его вопроса или замечания, чтобы очухаться и присмиреть. У нас на семинарах по численным методам механики сплошных сред, а их прошло больше тысячи, царила замечательная атмосфера: взыскательная, даже жесткая, но и доброжелательная. Докладчики приезжали со всей страны. Поблажек не было никому, но не помню ни одного случая пренебрежения к выступающим. Не допускалось и вычурности, чрезмерной усложненности в выступлениях. Николай Николаевич старался, чтобы доклады были понятны не только научным сотрудникам, но и всем студентам. Эти семинары уже сами по себе были хорошей школой обучения. Если Яненко чувствовал спад интереса, непонимание, усталость аудитории, то он немедленно вмешивался в ход событий, пояснял, упрощал, комментировал. Горько об этом вспоминать, но именно в последний год жизни Николая Николаевича семинары проходили с особым подъемом, замечательно. Это был какой-то всплеск, будто Яненко хотел закрепить в учениках хорошую память о нем, когда он блистательно вел семинары. Это сейчас у нас есть возможности проводить семинары на самом современном уровне, когда под рукой компьютеры, ноутбуки, проекторы и т.д. А тогда...

...На конференцию в Ташкенте, где был и Яненко, кто-то принес с собой мел, кто-то плакаты с формулами и диаграммами. Ну еще в то время появились первые так называемые оверхеды, устройства, для которых нужны были пленки. Это, если пояснять, проекторы, которые показывали изображения поверх голов. Но в то время среди многих невероятных проблем была и проблема пленок. И вот, представьте ситуацию: на заключительном пленарном заседании надо выступать академику Яненко, но ни у кого в аудитории нет пленок для оверхеда. Мало сказать, что Яненко расстроился. Он рассердился, даже оскорбился. Тогда академик Кобулов достал полиэтиленовый пакет, разорвал его, и Яненко эти кусочки полиэтилена использовал во время своего выступления вместо пленок.

И впрямь: находчивость наших ученых не знает границ.

Последним на нашей встрече выступал молодой кандидат наук из Института теоретической и прикладной механики Алексей Владимирович Болеста. Он отнес себя к научным внукам школы Яненко. Свою академическую «родственность» он доказал примерами. Во-первых, он работает в лаборатории Василия Михайловича Фомина. Во-вторых, некоторые труды Яненко относит к научной классике. В третьих, Алексей занимается задачами моделирования механических процессов на микромасштабном уровне. Это молекулярно-динамическое моделирование. Но все равно моделирование, которое в механике начиналось при Яненко. Сегодняшние экспериментальные возможности позволяют работать на микроуровне и предсказывать, что будет происходить во многих системах, которые подвергаются механическим нагрузкам. То есть сейчас уже можно с достаточной точностью предсказывать, а Яненко удавалось предвидеть. Раньше задачи решались для больших тел, самолетов, например, а сейчас экспериментально стало возможно проверять то же самое в малых масштабах и сравнивать с тем, что происходит при больших масштабах.

Последнее, чем занимались молодые исследователи - это моделирование сворачивания нанотрубок. В институте предложена на базе нанотрубок модель редкостного шприца. Он вполне сможет в отдельную клетку организма ввести лекарство, а затем чуть заостренное острие шприца можно спокойно, безболезненно из этой клетки вытащить. То есть появляется возможность сразу доставить лекарство туда, куда надо. А чтобы представить, какая это тонкая работа, уточню, что нанотрубочка примерно в шестьдесят раз тоньше человеческого волоса.

В этом здании Вычислительного центра начинал свою работу в Академгородке Николай Николаевич Яненко.

...Идеями и решениями Яненко еще долго будут «питаться» наука и практика. Во многих свершениях последних лет есть и его вклад. Например, в лазерно-технологических комплексах Института теоретической и прикладной механики, которые начинались во времена Яненко, а сейчас устанавливаются на разных, прежде всего новосибирских, предприятиях. Давно начатая работа все-таки доведена до конца. «Дробными шагами» Яненко пользуются ученые всех стран. Его усилия по развитию информационных технологий пусть не впрямую, а косвенно «отзываются» в работе софт-компаний, нашего технопарка, в котором директорствует академик Шокин. Заложенное и задуманное Яненко еще лет двадцать тому назад стало наконец обретать плоть. Возможно, что не всем этим стоит гордиться - слишком долго у нас реализуются передовые идеи. Но чем, бесспорно, можно и нужно гордиться, так это тем, что научная школа академика Яненко живет и прогрессирует, ученики его не утратили творческой энергии, а научная молодежь получает стипендии имени академика Яненко в НГУ и в академических институтах.