Не раз собирались друзья академика - Евгений Иванович Шемякин, Евгений Алексеевич Фадеев, Виктор Михайлович Масленников - и я, чтобы обсудить, каким должен быть памятник, как он отразит сущность человека, которому поставлен. При этом обсуждении у нас не вызывало сомнений только то, что горельеф должен быть сделан с прижизненного бюста академика работы скульптора Виленского, который, по его же словам, ваял людей, «в своем деле достигших максимальных творческих результатов», и преклонялся перед ними. Скульптура получилась удачной. Горельеф был выполнен на Урале из каслинского литья по заказу бывшего заместителя С.А.Христиановича по Сибирскому отделению Академии наук Е.А.Фадеева (ныне - директора ЗАО «Опыт»), благодаря энергии которого все этапы создания памятника выполнялись в срок.

Но что же поместить на фасаде, кроме горельефа, имени и дат рождения и смерти? Может быть, выбить на мраморе лауреатские значки и ордена Ленина? Но Христианович, будучи очень скромным человеком, при жизни практически не надевал награды. Он очень дорожил самым первым, довоенным орденом Ленина, номер которого был совсем небольшим (тогда награждались единицы и только за очень серьезные дела). Этот орден крепился не булавкой, как позже все ордена и медали, а привинчивался. Сейчас он хранится в Государственном историческом музее, как и многие другие предметы, принадлежавшие Сергею Алексеевичу.

Когда в Москве торжественно отмечали 106-летие со дня рождения Ленина и на высокое собрание пригласили всех награжденных орденом его имени москвичей, то Сергей Алексеевич надел все шесть. Он привлек внимание всех присутствующих, так как в зале больше не было никого с таким количеством орденов Ленина...

...Взвесив все «за» и «против», мы решили поместить на памятнике только изображение Золотой звезды Героя социалистического труда.

А какую сделать надпись? Хотелось, чтобы она соответствовала краткости и емкости, присущим речи академика, будь то доклад на ученом совете или беседа за столом. Однажды в институтской стенгазете к его юбилею напечатали выдержки из бесед с ним, где фразы - и серьезные и шутливые - были просто афористичными.

С предложениями различных вариантов текста нам звонили из всех принимавших участие в создании памятника - и из основанного Сергеем Алексеевичем Института прикладной и теоретической механики (ИПТМ) Сибирского отделения Академии наук, и из ЦАГИ (г. Жуковский), где он долго был научным руководителем, и из Физико-технического института в Долгопрудном, одним из основателей которого и первым ректором был Сергей Алексеевич, и из ВНИИФТРИ, где он также был научным руководителем и оставил много учеников и единомышленников.

Поступило более 10 вариантов надписи на памятнике: «Гениальному ученому», «Патриарху России» и т.д., их все мы очень вдумчиво рассматривали и обсуждали. Нам хотелось, чтобы было кратко, доходчиво и ясно: он немало сделал в своей жизни. Остановились на надписи «Имя и дела твои бессмертны».

Чтобы не загромождать фасадную часть памятника и вместе с тем отразить основные области научной деятельности академика, решили отполировать мрамор с тыльной стороны и выбить там эмблемы тех четырех институтов, которым Сергей Алексеевич отдал больше всего душевных сил и творческой энергии. Так на черном мраморе появился взмывающий в небо самолет - эмблема ЦАГИ, где прошли самые звездные годы Сергея Алексеевича, и эмблемы трех других институтов. Ведь Христианович был не просто талантливым человеком, он был равно талантлив в разных областях науки. Недаром легендарный авиаконструктор А.Н.Туполев в своих мемуарах писал, что в начале войны, работая в заключении, добивался поездки в ЦАГИ к «аэродинамику N 1». Как впоследствии рассказывал Сергей Алексеевич, Туполев шел по коридору как лев, а конвой казался почетной охраной...

...Каждый раз, когда мы вчетвером собирались для обсуждения возникающих по установлению памятника вопросов, невольно вспоминали различные случаи из совместной работы, нередко забавные. Виктор Михайлович Масленников рассказал, как он, тогда еще кандидат наук, ехал как-то с Сергеем Алексеевичем в его машине, их остановил сотрудник ГАИ и командирским тоном потребовал права. Пока Сергей Алексеевич полез в карман, сидящий рядом Виктор Михайлович вступил в разговор, стараясь предотвратить возможность стычки, зная, что его шеф при проявлении грубости теряется. Он быстро объяснил, что академик Христианович едет по срочному делу, его ждут. Милиционер расслышал не все, но слово «академик» уловил и, посмотрев на сидящего за рулем худощавого человека в куртке, почтительно сказал солидной комплекции пассажиру: «Я к вам, товарищ академик, претензий не имею, но вот ваш шофер превысил скорость, приструните его». Долго потом сотрудники шутили по этому поводу.

- Почти одновременно с В.М.Масленниковым в Новосибирский институт Сергей Алексеевич пригласил молодого кандидата наук, ныне академика Евгения Ивановича Шемякина. Е.И.Шемякин рассказывал, как они работали там, а много позже, уже в Москве, уединялись на даче Сергея Алексеевича под Звенигородом, чтобы писать совместные статьи. Это были очень плодотворные дни. Вставали рано, работали, потом шли в лес (оба были заядлыми грибниками). На той же даче зародилась идея создания Сибирского отделения Академии наук. В 1956 г. начались тревожные события в Венгрии, опять запахло войной. Как-то к нам зашел сосед - академик Михаил Алексеевич Лаврентьев, и Сергей Алексеевич поделился с ним волнующими его мыслями о сосредоточении почти всех научных институтов в Москве и Ленинграде: парочка хороших ракет - и науки в стране не будет. Разговор затянулся, обоим было ясно, что нужны научные центры в глубине страны.

Часто бывая друг у друга, они постоянно возвращались к этому вопросу и пришли к выводу, что самое подходящее место - Сибирь. С этим предложением решили обратиться к первому лицу государства - Н.С.Хрущеву, с которым Сергей Алексеевич по различным производственным делам встречался не раз. Поехали вдвоем, секретарь заранее предупредил, что они могут рассчитывать только на 15 минут, так как Никита Сергеевич очень занят. Однако Хрущев, быстро понявший серьезность проблемы, не отпустил их до вечера и на прощание сказал: «Вы задумали важное дело, вам его и выполнять».

Для обоих друзей эти слова, равносильные приказу, были неожиданными: в Москве - любимая работа, налаженная жизнь... Но деваться некуда. И началась детальная разработка проекта. Возникало множество вопросов: где строить новый научный центр, какие создавать институты, каких людей приглашать...

Бывало, единомышленники встречались по нескольку раз в день. Быстрому Сергею Алексеевичу путь из одного дома в другой через улицу казался слишком долгим, и тогда в разделяющем дачи заборе он сделал калитку. А быстро протоптанную тропинку, ведущую от дома к дому, Сергей Алексеевич обсадил цветами.

Прошло много лет. Сибирское отделение Академии наук выросло и окрепло, в доме Лаврентьева давно живут другие люди, и забор теперь сплошной. Но каждую весну вдоль бывшей тропинки цветут белые нарциссы и яркие тюльпаны...

В 1987 г. Сергея Алексеевича пригласили в Ереван в Институт механики Армянской Академии наук прочитать лекцию и посмотреть, как работает их научная база в горах, местоположение которой он выбирал 10 лет назад. Я, как это нередко бывало, поехала с ним. Встретил нас директор института Парис Мисакович Геруни и в тот же день повез на базу, где мы пробыли почти неделю.

В то лето разгорелись события в Карабахе, и когда мы вернулись в Ереван, увидели поразившую нас картину - по улицам непрерывным потоком медленно ехали машины с включенными фарами и звуковыми сигналами, протестуя против тревожных событий в Карабахе и стрельбы в аэропорту. Ереван бастовал, недовольный вялостью московских властей.

Нас поселили в правительственной резиденции, что не спасло от обыска, хоть и весьма корректного - вошли двое, спросили, не прячем ли мы кого-нибудь и нет ли у нас оружия.

Весь день на центральной площади города не прекращался митинг. Сергей Алексеевич решил туда пойти, чтобы послушать выступавших и понять суть происходящего.

Пошли мы вместе. Площадь и прилегающие улицы заполнили люди всех возрастов, женщины были с детьми. Постепенно мы пробрались к трибуне и долго слушали ора торов. Все происходило очень мирно, иногда выступавший прерывал свою речь обращением: «Мальчик Ашот, твой дедушка ищет тебя, подойди сюда».

Поздно вечером мы, взволнованные увиденным и услышанным, вернулись в гостиницу.

Утром приехал Геруни с сообщением, что институт пуст, так как все бастуют. Тем не менее Сергей Алексеевич решил к назначенному часу ехать на лекцию. Каково же было его удивление, когда он оказался в переполненном зале! Сотрудники института подходили к нему со словами, что знают его работы, очень уважают его как ученого и не могли не прийти на лекцию, но после ее окончания сразу покинут институт...

Собравшись в очередной раз вчетвером у меня, вспомнили, как за этим же столом отмечали юбилеи Сергея Алексеевича и как в день его 80-летия после первых тостов, которые, конечно, были очень теплыми, даже хвалебными, он, чувствуя неловкость от этих дифирамбов, сказал: «Командовать парадом буду я!». Как только кто-нибудь из гостей поднимался с очередным тостом, юбиляр перехватывал инициативу и говорил о выступавшем - о его славе, научных работах, душевных качествах... И сидящие рядом, давно знакомые между собой люди, начинали смотреть друг на друга по-новому - глазами Сергея Алексеевича.

Памятник... Это только надгробие. Лучший памятник человеку - его дела.

В Физтех, с которым у Сергея Алексеевича были связаны многие годы работы, я передала весь архив - опубликованные в журналах и ротапринтные работы, неопубликованные рукописи, тексты докладов и выступлений на различные темы. Академик О.М.Белоцерковский, который будучи студентом слушал лекции Сергея Алексеевича, а впоследствии четверть века был ректором Физтеха, вместе с профессорами Н.Н.Кудрявцевым и А.Т.Онуфриевым издали трехтомник избранных работ С.А.Христиановича - это тоже памятник.

Всю обширную техническую библиотеку мужа, в том числе очень редкие книги, я отправила в дар ИТПМ СО РАН в Новосибирск, где теперь ею пользуются сотрудники Сибирского отделения - это тоже памятник академику Христиановичу.

Многие его ученики стали видными учеными и создали свои научные школы - это тоже памятник академику Христиановичу.

Летающие в небе со сверхзвуковой скоростью самолеты, в которые столько труда вложил Сергей Алексеевич - это тоже памятник академику Христиановичу.

Имя и дела его, поистине, бессмертны.