В августе 1931 года судьба занесла меня в Одессу, в лабораторию катализа тогдашнего химико-радиологического института. В лаборатории велось несколько работ. Я должна была разработать одну из стадий получения арсената кальция. И вот в один из первых дней после того, как мой "аппарат" (всего лишь хлоркальциевая колонка, заполненная активированным углем) стал "работать", ко мне подошел вернувшийся из отпуска молодой человек (это был Георгий Константинович Боресков), задумчиво посмотрел на установку и спросил:

- А что вы думаете о механизме этого процесса?

С тех пор прошло много лет. Георгий Константинович был тогда еще очень молод, но я думаю, что именно эта черта - стремление проникнуть в глубь явления - уже тогда определила его как ученого.

В 1930 году Георгий Константинович с сотрудниками проводил полузаводские испытания первого ванадиевого катализатора. Опыты были не вполне удачными: степень превращения оказалась ниже предполагавшейся. В опытах принимали участие и другие инженеры, много старше и опытнее, однако только Георгий Константинович смог разобраться в причинах наблюдавшихся явлений. Дело оказалось не в низкой активности катализатора, а в несовершенстве оборудования. Этот небольшой эпизод уже тогда предвещал его будущее как крупного инженера, успешно осуществляющего синтез теоретических, физико-химических и инженерных направлений в науке о катализе.

А теперь представьте январь 1942 года. Война. Немцы вблизи Москвы. Почти все значительные сернокислотные производства, располагавшиеся в европейской части страны, эвакуированы на восток и только монтируются на новом месте или еще в пути, а промышленность остро нуждается в олеуме.

Монтаж химзавода на Урале, на который возлагались большие надежды, был закончен только в декабре 1941 года, но сердце завода - контактный аппарат - "не пошел". Непонятно почему аппарат вдруг "затухал", и конверсия почему-то резко снижалась.

В один из ярких морозных дней (а зима была очень суровая) по дороге на завод меня обогнали санки, запряженные заводской лошадкой. На санках сидел Георгий Константинович, приехавший помогать заводскому коллективу в пуске контактного аппарата. Вместе с ним приехали и другие сотрудники. Задачей бригады, в которую включили и меня, было выяснить причины неустойчивости работы контактного аппарата и разработать метод выведения его на заданный режим. Бригада разбилась на группы, в обязанности которых входило обследование и наведение порядка во всем комплексе цехов, входящих в производство серной кислоты. Мы с Георгием Константиновичем были "приставлены" к контактному аппарату. Работали в сменах по два человека 12 часов. В другой смене был главный инженер Гипрохима Левин и еще один сотрудник - Терентьев. Неуютно выглядел огромный, почти темный и пустой цех (тогда приходилось экономить электроэнергию), только в одном углу возле аппарата суетилось несколько человек. Очень холодно - цех рассчитан на работу шести аппаратов, а включен только один, и тот еле "дышит". Отопление было (как сказали бы теперь) "местное", то есть с помощью "мангала" - железного барабана, в котором горел кокс. Подойдешь, погреешь руки - и снова к приборам. Еще хуже была сильная загазованность. Цех ведь был новый, необкатанный. Из многих фланцев, а то и просто дырок, били струи газа. Но самое страшное было ходить ночью по территории завода, когда по ходу работы надо было обойти все корпуса. Строительство вели в спешке - война; многочисленные траншеи, нарытые строителями, остались незасыпанными, и для перехода перебросили узкие дощечки. Падение с такого мостика в траншею в мороз под 50°С могло окончиться весьма печально.

К трудностям на работе прибавлялось еще весьма скудное питание, а жить Георгию Константиновичу пришлось в неустроенном бараке. Тем не менее я никогда не слышала от Георгия Константиновича жалоб на бытовые неудобства. Он всегда был человеком долга, гражданином в высоком смысле этого слова. На том этапе истории нашей страны лозунг "Все для фронта, все для победы" был не просто словами, а отражал самое главное в жизни.

Несмотря на все трудности, связанные с военным временем, Георгий Константинович умудрился написать докторскую диссертацию. Защита проходила в институте им. Л.Я.Карпова в мае (или июне) 1945 года. Оппонентами были профессора Темкин, Кобозев и Жаворонков * . Отзыв Н.М.Жаворонкова не запомнился. Кобозев, хотя в те времена и был основным противником, вел себя вполне пристойно и благожелательно. Интереснее всех был отзыв М.И.Темкина, который сказал примерно так: "Мы присутствуем при необычной защите. Обычно оппоненты всячески издеваются над диссертантом, демонстрируя свою ученость, но Георгий Константинович показал такую глубину понимания проблемы и широту эрудиции, что оппонентам остается только капитулировать".

Большинство сотрудников нашего института молоды и знают Георгия Константиновича уже в благополучные времена, когда человеческие качества проявляются не так отчетливо. Мне в этих строчках хотелось поделиться своими воспоминаниями, когда черты его характера были очевиднее. Для нас, его старинных сотрудников, Георгий Константинович всегда был эталоном большого ученого, гражданина и человека.