- Желаю Вам, - сказал Николай Леонтьевич, - пореже вспоминать про темное и получше запомнить то светлое, что было в ушедшем году. В нем было много запоминающихся событий. В работе СО РАН к ним прежде всего отношу завершение целого ряда научных программ и научные сессии. Одна посвящалась итогам работы по базовым проектам с широчайшим представлением самых разных исследований и с впечатляющими, даже вдохновляющими результатами. Вдохновляющими на то, что впереди у науки еще более интересная работа.

Вторая сессия прошла всего несколько дней назад, и она посвящалась новым направлениям, которые предстоит развивать. Речь идет, как мы уже по привычке говорим, о нанотехнологиях. Но это довольно узкое определение. Новое направление связано не только с нанотехнологиями, но и с информационными технологиями, созданием новых материалов, биотехнологиями. А нанотехнологии как бы пронизывают все это. Словом, нас ждут прорывы на всех этих четырех направлениях. А конкретно, где они будут, сейчас предсказать еще не может никто. Хотя пытаются многие. А вот кто угадает... туманно.

Вы помните, наверное, как в 1939 году, перед началом Второй мировой войны, опросили полторы тысячи ведущих ученых мира, включая всех нобелевских лауреатов, живших тогда. Их попросили предсказать, что будет через 30 лет. Увы! Почти ничего из того, что было предсказано, не случилось. Никто не угадал ни освоение ядерной энергии, ни ракетную технику, ни бурное развитие телекоммуникаций, ни тем более мобильные телефоны. Прогнозы надолго не оказались точными. Говорили о развитии самолетов, дирижаблей (уточним, что первый сертификат на промышленное производство дирижаблей получен всего лишь несколько недель назад. - Р.Н.), автомобилей и т.п. То есть говорили о том, что вроде бы на виду, а дальше прогноз «не зашел». И сегодня сказать точно, что будет через 30 лет, практически невозможно. Хотя можно твердо, но в общей форме утверждать, что в рамках четырех упомянутых направлений что-нибудь значительное да будет. И, возможно, что даже много будет.

Впрочем, перейдем к тому значительному, что было в уходящем году в научно-организационной жизни Академии. Прежде всего, это новая версия закона «О науке и государственной научно-технической политике». О чем уже много раз говорилось в прессе. Он заметно меняет статус Академии наук. Президента РАН теперь утверждает Президент страны. Это не формальная перемена, а некая защита Академии наук высшим лицом в государстве. А она нужна. В последние годы кто только не «выспался» на Академии наук, кто только не «лягал» ее...

Теперь, чуть ли не сразу после принятия закона, тон многих публикаций переменился. Ныне нападки на Академию наук вполне можно рассматривать и как нападки на Президента страны.

Еще одно новшество: устав РАН, принятый на Общем собрании, будет утверждать Правительство. Академия наук должна представить в Правительство уже утвержденный Общим собранием устав к 1 апреля. Поэтому у нас Общее собрание перенесено с мая на март, чтобы устав и СО РАН, и всего РАН был принят в конце марта, а в апреле утвержден Правительством. Сколько времени оно будет устав согласовывать и утверждать, пока неизвестно, но ориентировочно к июню эту процедуру завершат, и тогда на основе принятого и утвержденного устава назначат выборы нового президента РАН и президиумов, на что потребуется еще месяца четыре. Следовательно, широкое обновление руководства РАН пройдет в ноябре - декабре наступившего года.

Руководство сибирской академической науки. Слева направо: академики Г.Н.Кулипанов, В.И.Молодин, Н.Л.Добрецов, В.М.Фомин, Р.З.Сагдеев. 2006 год.

Появилась, наконец, возможность создавать в РАН и свои высшие учебные заведения. Включение НГУ, а может быть, и других вузов в состав РАН станет реальностью. Раньше это затруднялось всяческими препонами, прежде всего юридическими. Полагаю, что в сам устав внесут и другие поправки, касающиеся, например, статуса научных центров, возможности заниматься инновационной деятельностью с помощью, скажем, создания в РАН автономных учреждений (АУ), закон о которых принят раньше...

...И вот тут последовал первый вопрос:

- А это не опасно?

- Опасно в том случае, если будут вынуждать наши институты реорганизовывать в такие автономные учреждения. Это прямой путь к приватизации. А вот создавать при институтах, да еще в составе Академии наук, эти АУ не опасно. Их при необходимости мы сможем превратить в фирмы, которые помогут проложить путь к коммерциализации.

Есть ряд поправок по статусу имущества и земли, передаваемых (по нынешней формулировке) Академии наук. Вот здесь некая закавыка существует. Она таит в себе опасность. Потому что теперь в законе фигурирует имущество не «переданное» Академии, как формулировалось прежде, а «передаваемое». Выходит, что можно передать не все. Вероятнее всего, произойдет инвентаризация имущества Академии. Особенно в Москве, где множество академических зданий сдаются в аренду и для науки давно не используются. Следовательно, их можно отобрать, передать или продать с аукциона. Есть и другие детали наступивших перемен, но они проявятся при реализации закона.

Не менее важное решение минувшего года - об организации Технопарка. Оно вызвало горячие споры и обсуждения. Но, как говорится, обратной дороги нет. Хотя дискуссии не были бесплодными. Они принесли и пользу, так как позволили уточнить, где и как лучше разместить Технопарк, и просто прояснили отношение людей к строительству в Академгородке такого крупного объекта. Не менее активный интерес вызвала и организация особой экономической зоны в Томске. СО РАН получает, таким образом, две разные, на выбор, возможности для развития и участия в инновационном процессе. Время покажет, что окажется лучше и эффективнее - технопарк или зона. Заранее и об этом сегодня трудно сказать. Ну а теперь давайте вопросы.

- Скажите, - спросили у Добрецова, - Вы довольны первым этапом реорганизации Академии наук?

- Реорганизация, и особенно пилотный проект по переменам в РАН, - очень существенный момент в жизни академической науки. Этот проект остро и всесторонне обсуждался в конце еще 2005 года, а реально заработал он только с 1 мая 2006 года. Но в целом положительные результаты при его реализации были получены. Совсем недавно я посмотрел по нашему геологическому институту, что было в итоге достигнуто после этой реорганизации. У нас доктора наук получают в последние два месяца по 46-47 тыс. руб. Кандидаты наук - по 18-20 тыс. руб. Почему такая большая разница? Она объясняется системой различных надбавок. Зарплата научных сотрудников без ученой степени составляет около 15 тыс. в месяц. Тут тоже есть разные колебания. Но в пределах 12-18 тыс. Полагаю, что примерно такая же картина сейчас и по другим нашим институтам. Зарплата подрастает в зависимости, например, от участия в других проектах. Заработок - не только чисто бюджетная часть.

А если учесть, что заработок ученого еще раза в два вырастет в течение двух ближайших лет, то, думаю, заниматься наукой вновь, как и было когда-то, станет престижно. Если судить хотя бы по зарплате. Какого еще стимула нет или он слаб? Чтобы молодежь окончательно закреплялась в отечественной науке, пенсии должны быть хорошие, а пока они мизерные. Вы скажете, что молодежи рано о них еще думать?! Это неправильно. Молодежь смотрит в будущее и выстраивает свою жизнь. Кроме того, ей обидно за своих стариков, родителей, которые всю жизнь отдали науке, а на старости лет живут в бедности, перебиваясь с хлеба на квас. Так быть не должно.

И третье, что очень беспокоит научную молодежь, - состояние оборудования и то, что у нас называют мегасайенс. Это не просто оборудование, а крупные научные установки, на которых можно работать на самом современном уровне. Более того - видеть перспективы развития научных исследований. К примеру, создание в Институте ядерной физики (ИЯФ) самых современных установок сразу выдвинуло его и всю нашу физику на передовые позиции. Теперь это стало всеобщим достоянием, но многие годы ИЯФ был единственным по своему уровню.

Запущенный недавно новый лазер на свободных электронах - это опять рывок вперед. Поскольку ни у кого другого пока такой установки нет и она не скоро у других появится. Мы будем стремиться, хотя это и очень дорого, создать, скажем так, вторую версию Центра синхротронного излучения. В том числе и потому, что это очень важно не только для физиков, но и для биологов и многих других ученых. Важно для разработки новых технологий. Тех же нанотехнологий.

- Для биологов не менее важен и новый виварий...

- Конечно. По-новому оборудованный виварий позволит выводить и поддерживать длительное время генерацию животных так называемых чистых линий - мышей и крыс. А этого требуют эксперименты в биологии. Многое можно проверить только на этих чистых линиях. Такие линии животных иммунно совсем не защищены. Это как бы «раздетые» организмы, с них «снята» иммунная защита. И сохранить их можно только в вивариях. Прорывные направления невозможны при устаревших технических и технологических условиях. Но невозможны они и без современно оборудованного вивария.

Третий пример связан с геологией и минералогией. Ученые подняли со дна океана железомарганцевые конкреции. У них на поверхности оказалась тоненькая корочка кобальта. Предположили, что этот кобальт отлагается под воздействием бактерий (известно, что для многих бактерий железо и марганец - любимый корм). А потом выяснили, что эта корочка еще и платиновая. Когда такие бактерии выделили в лаборатории, размножили и создали культуру этих бактерий-грибов, то они со страшной силой стали концентрировать платину из... водопроводной воды. Немного, конечно, но платина стала отлагаться. Из этого открытия сразу возникла целая серия новых идей.

- Николай Леонтьевич! В науке очень «оглядываются» на индексы цитирования, т.е. на то, как часто и в каких журналах печатаются ученые. Известно, что у Вас лично высокий индекс цитирования. А у некоторых ученых он очень низкий, а то его и совсем нет. Должна ли наука мириться с такими учеными? Не говорит ли это о бесплодности сотрудника?

- Есть пять вариантов индексов цитирования более и менее известные. Самый известный - Института научной информации в Филадельфии. Появилась, но недавно, и более широкая база данных, она охватывает свыше пятнадцати тысяч журналов. Я был удивлен, когда узнал, что в новейшей базе данных мой индекс цитирования был в три раза выше, чем в базе более давней.

А у академика Николая Владимировича Соболева, например, индекс цитирования оказался и там, и там примерно одинаковый. Объясняется это просто: в одном месте учитываются преимущественно англоязычные публикации, а в другом почти все, в том числе и русскоязычные. Кроме того, индекс цитирования очень по-разному складывается в различных отраслях науки. Например, в биологии и химии принятый индекс цитирования стал действительно системой измерения научных результатов, достигнутых учеными, оценкой степени их активности. И в биологии и химии это горячо защищают. А в математике индекс цитирования практически ничего не дает. Потому, например, что число математиков, работающих по какой-то проблеме, на два-три порядка меньше, чем химиков и биологов. Общий объем публикаций ведущего по математике университета Париж-6 всего шесть тысяч. А по медицине и биологии ведущий - Гарвардский университет. Так у него за год публикаций... два миллиона. И в нем цитирование пропорционально числу публикаций.

Позиция академика Н.Л.Добрецова - сдержанный оптимизм.

Уточню, чтобы Вы улыбнулись: у математиков очень большое самомнение. Известно, что знаменитый Сергей Львович Соболев считал математиком... только самого себя, а всем остальным в лучшем случае «выставлял» четверку.

Но есть и другие, кроме индекса цитирования, оценки труда ученых. Это, прежде всего, знаки международного признания. Если математика приглашают с заказным докладом на международную конференцию или конгресс, то никого не интересует, какой у него при этом индекс цитирования. Раз приглашают с таким докладом, значит - это величина, его признают лидером. И так в большинстве наук. Такое приглашение - очень высокий показатель.

- Перед Новым годом, - улыбнулся Николай Леонтьевич, - можно и еще раз пошутить. Знаете, как получить высокий индекс цитирования? Написать чушь! И на тебя будут все ссылаться, опровергая эту чушь. Вот вам и еще один метод «прославиться»...

- Николай Леонтьевич! Судя по непредсказуемости прорывов в науке, не очень понятно, как готовить специалистов для этих прорывов. Например, сейчас стала очевидной нехватка нанотехнологов. Их очень мало, а Вы сами говорите, что в нанотехнологии будет, возможно, много прорывов. Но кому их осваивать?! В Америке это уже поняли и составили большую программу по подготовке таких специалистов. А как же мы?!

- Заверяю Вас, - ответил академик Добрецов, - что у нас принципиальные возможности для подготовки таких специалистов лучше, чем в Америке. У нас есть собственный университет. Мы можем разработать любую программу по подготовке специалистов, открывать новые кафедры и специальности. Нас ничто не лимитирует... кроме помещения. Поэтому строительство нового корпуса для НГУ я бы поставил по значению даже выше, чем строительство Технопарка. Или наравне, по крайней мере. Без развития университета и Технопарк не особенно нужен. НГУ как раз необходим для подготовки специалистов, которых сегодня еще нет. Хотя мы и сейчас готовим специалистов по перспективным направлениям. Но пока немного. А когда будут Технопарк и расширенный НГУ, то возможности освоения новых технологий в ускоренном темпе резко возрастут. Студенты вместе с преподавателями смогут быстро применить то, что они недавно изобрели, и открыть новое производство. Добытые знания не будут, как лыжи в кладовке, ждать подходящего сезона.

Часть факультетов, думается, можно перестраивать для подготовки новых специалистов уже сегодня. Это во многом зависит от институтов, от их заказов вузам на необходимых специалистов, от объединения сил.

Но быстро все это не изменишь, - продолжал Добрецов, - и не приготовишь... Инерционность не отменишь. Новые специалисты появятся только через пять лет. Однако выход для ускорения есть. Полагаю, что наш НГУ должен прирастать не только первокурсниками, но в большей степени магистрантами. Набирать лучших из других вузов и за два года переподготавливать. Пять лет для нынешнего развития инноваций очень много, долго.

Новые технологии за это время либо уйдут далеко вперед, либо устареют. Нам нужно два года. А это магистратура. Так что образованию надо меняться принципиально.

- Николай Леонтьевич! Говоря о реорганизации, Вы ни слова не сказали о сокращении.

Сокращение неизбежно по всем линиям. В своем институте, в частности, мы убрали всех вахтеров. Охранные фирмы более профессиональны, лучше оберегают имущество и несут ответственность за пропажи и нарушения дисциплины. По такому же пути идут и другие институты. То же самое относится и к уборке в институте. Во всем мире этим занимаются специализированные фирмы, которые машинами моют окна и полы, чистят ковры... И многие другие услуги надо передавать специализированным фирмам. Если это будет и не дешевле, то точно намного эффективнее. В том числе и потому, что позволит ученым заниматься своим делом.

Однако сокращение не коснется всех подряд. Мы, например, не будем сокращать стеклодувов, хотя это вроде бы устаревшая профессия. Но она еще долго будет нужна науке. Без техников и инженеров тоже не обойдемся, но много их не должно быть. Число этих специалистов у нас было явно раздуто, так как существовала «хуторская» система, мы пытались все сделать для себя сами. А ведь есть центры коллективного пользования. И далеко не только по приборам. В Технопарке должен иметься и свой цех, где высочайшего класса токари и другие специалисты по металлу смогут по заказу выточить все, что потребуется для науки. Скорее всего, это будут дорогие услуги, но все равно дешевле, чем заводить такой участок или цех самому.

Я тоже в свое время создавал опытный завод, куда собрал лучших рабочих со всех предприятий, находящихся вокруг. Приходилось делать самим, потому что далеко не все было по силам и уровню заводам. А сегодня очень многое им уже можно заказывать. Формы сотрудничества могут быть самые разные. А как будет на деле, покажет жизнь. В наше время заглянуть вперед даже на десять лет довольно трудно. Сейчас не берусь предсказывать.

...Шла речь на встрече с председателем СО РАН и о проблемах авторского права. Вот мнение академика Добрецова по этому поводу:

- У нас любят поговорить об интеллектуальной собственности. Но надо иметь в виду, что это, конечно, не только авторское право... но и патенты, и торговые знаки, и многое другое. Но перемен отрадных и радикальных в этой проблеме мало. Много лет назад я побывал в Германии, в Обществе Макса Планка. Оно во многом некий аналог нашей Академии наук. И у них есть фирма, в которой работают не более двадцати человек. Ну, двадцати пяти. И эта фирма приносит Обществу Макса Планка и его институтам миллиарды долларов. Как? По сути, просто. Человек десять специалистов ездят по институтам и отбирают перспективные разработки. Затем с помощью юристов высшего класса - их тоже не более десяти - проверяется патентная чистота разработок, т.е. определяется, можно ли их запатентовать. Затем идет само патентование, а потом фирма помогает институтам тем, что находит деньги, кредиты в банках, заказчиков, чтобы наладить производство малых серий новых разработок. А выпущенную в металле, положим, разработку уже предлагают какому-то крупному предприятию или большой фирме.

- А как же они деньги-то делят?

- По закону, конечно. Пропорции делятся так: 30 : 30 : 35. Иначе говоря, 30% от прибыли принадлежит автору новинки или изобретения, столько же институту и 35% - фирме, которая все оформила, «пробила» и довела разработку до производства. За все эти хлопоты фирма, о которой я вам рассказываю, ни копейки не берет у институтов. Согласитесь, вполне справедливо. По их статистике только две разработки из ста дают реальную прибыль. Так что у нас зря плачутся, что, мол, столько разработок, а их не используют. Да они и не пойдут. Статистика это подтверждает. Причин для такой невостребованности много. Одни не имеют большого рынка, спроса, другие новинки требуют большой доработки, третьи со своим «новшеством» уже опоздали... Между тем те две разработки из ста, которые дали прибыль, полностью оправдывают все расходы.

Расскажу и дальше... Мы сразу пригласили эту фирму и попросили создать у нас филиал, чтобы мы могли поучиться. Они все изучили и сказали откровенно: «У вас настолько дремучее право, что мы вам никак помочь не сумеем. У вас работать по продвижению инноваций невозможно. Здесь или обманут, или ваше изобретение пропадет, или попадет в чужие руки». С тех пор наше законодательство мало улучшилось. А разговоры об этом идут до сих пор... Принятый закон об интеллектуальной собственности ничего, по существу, не дает. По нему до сих пор неясно, сколько принадлежит автору за новшество и можно ли вообще на какую-то часть прибыли надеяться, если она будет. Если же будет прибыль, то государство, когда захочет, может часть прибыли отдать институту. А может и не отдать. Какой же это закон?!

Не буду далее углубляться, но одно скажу: сегодня фактически невозможно надеяться, что институты могут заметно выигрывать от интеллектуальной собственности. Кстати сказать, несовершенство нашего права и законодательства останавливает некоторых наших инвесторов. Очень крупная компания «Сингапур-технолоджи» хотела одну из наших разработок по нанотехнологиям купить. И платила за нее - представьте себе! - два миллиарда. Чтобы наладить у себя производство этой разработки. Наши не согласились, потому что новшество двойного назначения. Да и компания заявила, что у нас не поймешь, чья эта собственность.

- И этот вопрос, - со вздохом сказал Добрецов, - один из самых глухих у нас.

- Тем более что и в СО РАН есть Институт философии и права...

- Это больной вопрос. Философия в нем есть, а вот права там фактически нет. Всех докторов юридических наук в Новосибирске можно пересчитать по пальцам одной руки. И буду откровенен: их уровень оставляет желать лучшего. У нас нет специалистов по юриспруденции, которые бы «выправляли» такие законы, как по интеллектуальной собственности. В Новосибирске дают хорошее образование по целому ряду направлений. Но до сих пор почти на нуле юриспруденция, социология, психология. И этот пробел все более заметен.

- Николай Леонтьевич! В новом году будет отмечаться юбилей Сибирского отделения РАН. Пятьдесят лет со дня образования. Подготовка к нему уже началась. Не могли бы Вы уточнить, как пройдет это торжество?

- К сожалению, решение Правительства о нашем юбилее вышло с некоторым опозданием, и нам еще предстоит многое сделать. Точная дата торжества до сих пор не утверждена.

Конечно, пройдут торжественные собрания и праздники во всех научных центрах СО РАН. Запланированы и международные конференции. Многие хотели бы часть юбилея провести на Байкале. Кроме Академгородка, не менее, а то и более привлекателен Байкал.

В целом программа юбилея будет выполняться с мая по сентябрь. Все мероприятия по научным центрам уже расписаны. Одна из наших главных задач - чтобы к нам приехали первые лица государства. Удастся это или нет - сегодня сказать трудно. Но мы надеемся, что на основном мероприятии у нас побывает или Президент страны, или глава Правительства. А чуть позже, в конце августа или в сентябре, будут проходить, на этот раз в Новосибирске, дни Казахстана в России. А тогда Владимир Путин и Назарбаев к нам, конечно, приедут. Назарбаев обязательно хочет посмотреть Академгородок. Наверное, в том числе и потому, что несколько лет назад своя академия в Казахстане была распущена. Назарбаев уверен, что он сделал все правильно. Однако ему интересно посмотреть, что представляет из себя сибирская наука и на что она способна. И мы, естественно, познакомим казахского лидера с нашими успехами. Но пока все это в состоянии предположений и неопределенности.

Ближайшая наша задача - навести порядок в Академгородке. Хотя за минувшее лето сделано уже много. Мы отремонтировали дороги, обновили фасады зданий. В эти дни открываем большой зал Дома ученых. Фактически открыт выставочный центр, сейчас его насыщаем экспонатами. Предполагаем заложить первое здание Технопарка. Продолжим ремонт дорог. Словом, забот еще много. Еще пять месяцев напряженной работы.

- Сокращения в СО РАН неизбежны, как было понятно из Вашего рассказа. А кого еще уволят?

- Мы уволили немного людей, - успокоил Николай Леонтьевич. - Что сделали в большинстве институтов? Либо сотрудников пенсионного возраста перевели на полставки и доплачивают им всякие надбавки. В деньгах они не теряют. Либо сокращаем. Например, сократили двадцать восемь вахтеров. Они у нас работали в три смены. И третий вариант, мы переводим некоторых работников на внебюджетные ставки, т.е. на деньги, получаемые от хоздоговоров. Так мы перевели на эти ставки почти всех студентов и аспирантов. Бросить их не можем и помогаем им весьма существенно. Студентам придется по договорам работать. Может, не очень много и долго, но что-то конкретное выполнять. Так что пока сокращения кадров прошли сравнительно безболезненно. Скрывать не буду: гораздо болезненнее будет второй этап сокращения. Он самый трудный. Вот третий этап сокращений, а он тоже будет, пройдет легче. Уже накопим опыт и найдем выход к сокращению не столь сложному.

В новом году мы постараемся сокращать не на 7%, а на 6 или даже на 5. А сокращения на 5% уже не раз проходили. Так что перебьемся... Основная задача - не сократить, а избавиться от балласта. А балласт есть, это надо признать. Но и от него освобождаться трудно. Мы сокращаем людей на нищенскую пенсию. Человек уже не в силах заниматься наукой. Но человек заслуженный. Отправлять его на пенсию рука не поднимается. И горько, и стыдно. У нас старость приходит с унижениями. Мы сами доплачивать к пенсии не можем, хотя писали об этом «наверх» не один раз. Пока вопрос не решен, но в СО РАН о нем не забывают. Будем продолжать борьбу за интересы ветеранов науки.

- Поправки, внесенные в закон о науке, Николай Леонтьевич, несут в себе и тревогу. В России всегда был силен субъективный фактор. Хорошо, что сейчас у нас интеллигентный и думающий Президент, объединивший и успокоивший страну. Но скоро на смену ему придет другой. Наша Академия может ему не понравиться так же, как и Назарбаеву, положим, у себя в Казахстане. И займется этот новый Президент самоуправством... Возможно такое предположение?

- Предположение возможно. Но мы сейчас защищены законом. И с нами не так-то просто справиться. Хотя стоны на тему, что в «Академии все распродадут», продолжаются. Но этого не будет. Я забыл сказать, что меняется характер финансирования РАН. Теперь финансируются не учреждения, а программы РАН, которые формируются на основе планов Академии наук. Планы мы составляем сами, а потом министерство сводит планы всех государственных академий в одну программу. В ней предусматривается, кроме всего прочего, и поэтапное увеличение финансирования науки, расписанное не менее чем на шесть лет. И этот срок - шесть лет - тоже существенно важен. Нам гарантированно будут утверждать и деньги на шесть лет.

До сих пор каждый год мы «впадали» в какую-то неопределенность, хотя обещание, что финансирование улучшится, тоже было каждый год. А теперь не обещание, законом предусмотрено. Это намного стабильнее. Но и в этой системе, как и в каждой, есть подводные камни и ямы. Но при всех переменах к лучшему надо понимать, что с принятием закона намного повышается и ответственность РАН. Платить теперь будут по предложениям академической науки, но и спрашивать будут с нее строго. Одной из форм отчета, прописанного в законе, будет ежегодный доклад Академии Президенту страны и Правительству. В том числе и о направлениях науки и техники, которые надо поддерживать в первую очередь. Так что, с одной стороны, повышаются и возможности академической науки по финансированию и при выборе приоритетов, а с другой - повышается и ответственность. Как справиться с этим РАН? Коренной вопрос. Если не справимся, то тогда на нас можно «валить». Но мы постараемся справиться.

- А не получится ли так, что новая система финансирования опять будет благоприятнее для Москвы и Санкт-Петербурга, чем для Сибири?

- Пока мы отстояли отдельную строку финансирования, хотя в Москве сопротивление этой «отдельности» продолжается... Останется так, как минимум, на четыре года. Бюджет 2007 года утвержден, а следующий бюджет будет на три года. Ну а дальше - посмотрим. Я, как Вы слышали, на десять лет не заглядываю. Да и на пять тоже. Время стремительно меняет многие наши представления и правила. Твердо знаю одно: хуже не будет.

		Прогноз надолго едва ли точный: интервью Р.Нотману, научному обозревателю газеты «Советская Сибирь» // Российская академия наук. Сибирское отделение: Стратегия лидеров / Сост. В.Д.Ермиков, Н.А.Притвиц, О.В.Подойницына. - Новосибирск: Наука, 2007. - С.508-518.



		ОГЛАВЛЕНИЕ • ФАЙЛ PDF