Ю.В.Данилин

«ОБЕЗЬЯНЫ В СИБИРИ ЖИТЬ НЕ МОГУТ ... »

Данилин Юрий Валерьевич (р. 1948) - журналист. В 1972-1975 гг. - собкор «Комсомольской правды» в Новосибирске, с 1976 г. работает в Москве, публикует материалы по науке в газетах «Комсомольская правда», «Известия», «Литературная газета».

Накануне 30-летия Сибирского отделения отправляемся к Вере Евгеньевне Лаврентьевой. Она по-прежнему живет в домике, с которого начинался Академгородок. Беседуем накоротке, так как под окнами залежался снег, и Вера Евгеньевна намерена его убрать. Конечно же, мы предлагаем свои услуги. «Вот когда здесь будет музей, - ворчливо говорит она, - приходите и откидывайте». И не дает нам лопаты.

В.Е.Лаврентьева:
- Я любила немножко посмеяться. Прихожу на дачу, он живет у родителей в Подмосковье. Сидит на перилах. Я подхожу, слегка толкаю его, он неожиданно падает. Я хохочу, матушка обижается. Не дай бог мне сказать что-нибудь слегка колкое. Что с ней было, как она на меня смотрела...

Он очень любил говорить дерзкие вещи, причем сам лез на рожон, и ему все всегда сходило с рук. Лез в драку и побеждал, только в старости не всегда удавалось.

Я сохранила вырезку из американских газет, описывающих советскую выставку и ее «украшение» - «долговязый, неуклюжий, слегка сутулый человек, с необыкновенно приветливым лицом, который умеет хитроумно ответить на каждый вопрос».

Одним из его нравоучений было следующее: когда ученый работает над проблемой, он должен думать все время - обедает ли, ухаживает ли за женщиной, смотрит ли куда-то или что-то объясняет - думает только о своем. Маленькая история с ним приключилась в юности. Я жила в Останкино, а работала в институте Навашина. Около Виндавского (Рижского) вокзала мне надо было пересаживаться на другой трамвай. И там на остановке, на каменной тумбочке, каких уже давно в Москве нет, всегда сидел Михаил Алексеевич. Он провожал меня от вокзала до Пятницкой. И как-то признался, что одну из своих самых талантливых, лучших, оригинальных задач решил, когда ждал меня, сидя на этой тумбочке.

Он был очень дружен с Келдышем. Сразу понял, что это исключительно одаренный человек, интенсивно мыслящий, но несколько иначе, чем он сам. Они как бы дополняли друг друга. Слава ездил с нами всюду. Куда мы летом, туда и он. Дети у меня были еще маленькие, мы снимали избу под Москвой. И Слава всегда был рядом. На Кавказ ездили вместе. Он устроился в каком-то ауле и каждое утро, в восемь, уже был у нас. Я как-то спрашиваю: «Миша, расскажи мне, что значит работать вдвоем, как вы это делаете?» А вот как. Исчезают оба на несколько дней в какой-нибудь городишко: номер общий, скверная маленькая гостиница. У них заранее тема намечена, Михаил Алексеевич высказывает что-то. После этого они молчат. Оба. Минут двадцать. Наконец Келдыш высказывает соображение, опровергающее Мишино. После этого они молчат еще час. Оба. Потом Михаил Алексеевич придумывает обходной маневр. У них появляется цель, они обратили внимание на какое-то явление. Спрашиваю: «Миша, ты явления придумываешь или заметил что-то такое, что уже существует, и ты должен это объяснить?» Он: «И то, и другое».

Вера Евгеньевна с сыном Мишей. 1935 г.

Значит, обходной маневр придуман. Келдыш анализирует. А этот ищет оригинальное, новое. Сидят так две-три недели. Приезжают с результатом, появляется общее.

Особенно он чтил военных. Сам человек исключительно непунктуальный, никогда вовремя ничего не делал, всюду опаздывал. Но военных любил за то, что там крутая дисциплина, что у них все четко.

До войны мы жили очень бедно, как все. Тогда некому было завидовать. У меня двое детей, я не работала, потому что болела дочь. А он ездил непрерывно то на Украину, то в Тулу. В шесть часов утра поезд прибывал туда. Там в девять читал лекцию, получал тридцать рублей, как он говорил, «деньги на бочку», и возвращался в Москву к своим занятиям здесь.

Он два раза получал Государственную премию. Мы пошли с ним в ЦУМ, и я купила на эти деньги простыни и одеяло. У нас ничего после войны не было. Он вышел вот с такими свертками и нес на спине.

У него не было музыкального слуха, и еще он был дальтоник.

В Киеве было много трофейных машин, сперва он на грузовике ездил сам. А в Киеве-то горки. Ездил плохо. Как он получил права? Ему заранее сказали, где какие знаки и картинки. Едем однажды на грузовике в Феофанию - место, где он проводил опыты по взрыву. Я сижу рядом с ним. Он говорит: вот портфель, держи крепко, старайся его не уронить, сиди спокойно. Приезжаем, выясняется - в портфеле взрыватели. Малейшая авария, и мы бы все взлетели в воздух.

Одно время продолжительно работал в учреждении, которое все почему-то называли «Тайвань». Отпускали на несколько дней домой. На «Тайване» было все. И роскошный магазин тоже. Он привозил в подарок ткани. Вынимал их из чемодана купеческим жестом. Знаете, как делают продавцы. «Инна - тебе, Веруша - тебе». Я говорю: «Мишечка, ну почему же зелененькое все?» - «Как зелененькое? Это же красненькое!» Бог знает что покупал. Потом все приходилось красить, не знали, что делать. Вы представляете себе, ярко-зеленый такой ядовитый цвет. Дальтоник был полный!

С внуками: Олей Лаврентьевой (рядом), Мишей и Веруней Кузнецовыми. 60-е гг. (А еще есть Миша и Алеша Лаврентьевы)

Как он меня спрашивал все время: «Ты поедешь со мной на Сахалин?» Я говорю: «Господи, даже странно спрашивать. Сахалин - это же романтика. Это же прекрасно». Что бы он ни предложил - все прекрасно.

Мы жили рядом с Христиановичами, дружба была хорошая. Сергей Алексеевич как-то заметил: «Что же это получается: вся наука сконцентрирована в Москве? Ведь это может кончиться драматично». С этого все и началось. Это была идея Христиановича - рассредоточить науку. Это ему пришло в голову ...

Я объясняла Деду биологию. Но он слушал без особого интереса и говорил: «Ну, я все понял, Веруша. Ну вот, значит, обезьяны в Сибири жить не могут, они замерзнут». И тогда Надя Савельева написала вот такой плакат, он висел здесь, над дверью. Я ему говорю: «Мишечка, ты знаешь, это не совсем правильно с точки зрения эволюции. Но если тебе хочется, пусть это висит». Приходят чиновники: «Что это значит?» - Пожимают плечами. Но все здешние всегда хихикали, всем нравилось.

Когда здесь будет музей, напишите это: «Обезьяны в Сибири жить не могут. Они замерзнут» ...

		Ю.В.Данилин. «Обезьяны в Сибири жить не могут ... » // Российская академия наук. Сибирское отделение: Век Лаврентьева / Сост. Н.А.Притвиц, В.Д.Ермиков, З.М.Ибрагимова. - Новосибирск: Издательство СО РАН, филиал «Гео», 2000. - С.340-342.



		ОГЛАВЛЕНИЕ • ФАЙЛ PDF