Р.С.Сазоненко

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ «ДОИСТОРИЧЕСКОЙ» УЧИТЕЛЬНИЦЫ

Сазоненко Римма Семеновна (1932-1996) - кандидат физико-математических наук, с 1963 г. была преподавателем, доцентом кафедры математики ФМШ.

В марте 1962 года в Барнауле я отвечала за организацию Первой Всесибирской олимпиады в Алтайском крае. От Сибирского отделения к нам в Барнаул приехали Юрий Иванович Журавлев и Володя Дементьев (так все называли Владимира Тихоновича). Они пригласили меня в Первую Летнюю школу в Академгородок, и я считаю себя работником ФМШ с 1 июля 1962 года.

Первая летняя школа длилась все лето - открылась 1 июля 1962 года, а закрытие было 24 августа. Лекции, семинарские занятия, экскурсии в лаборатории институтов СО АН, встречи с учеными - это были огромная интеллектуальная нагрузка, мощный поток неведомой доселе информации, и все это поглощалось в немыслимых дозах. Ведь и во время отдыха на пляже Обского моря, в походе и даже в столовой (не говоря уже о ночах после отбоя) школа с увлечением «пережевывала» эту информацию - ожесточенно спорили, доказывали, решали.

Были и «разрядки напряженности» во время «защит фантастических проектов», которые проходили как вечера юмора и неудержимого хохота.

И это во время летних каникул, после наряженного учебного года! Конечно, такое стало возможным лишь благодаря шефам-ученым. Надо сказать, что их интерес к школе, ребятам был велик, и дети платили им взаимностью. Вряд ли ученые имели до этого такую благодарную аудиторию. Да и, как сказал один из выпускников, «каждому академику хотелось потрогать живого вундеркинда». Видно было, что взрослым самим очень интересно общаться с детьми; отношения были на равных: шефы-ученые и ребята всерьез обсуждали солидные задачи и проблемы - так, по крайней мере, казалось бы детям, а дети в свою очередь заряжали взрослых своим непосредственным восприятием нового, искренностью, жизнерадостностью.

И, несмотря на то, что Первая ЛШ была самой трудной из всех для воспитателей - ведь тогда был один воспитатель, он же - ночная няня, и без выходных 54 дня, трудности компенсировались атмосферой общего подъема, заинтересованности (от возможностей науки захватывало дух) и, в конечном счете, верой в то, что осуществятся творческие планы и мечты.

Во всех проявлениях жизни школы ощущалось присутствие ее творцов и организаторов.

Образы Михаила Алексеевича Лаврентьева и Алексея Андреевича Ляпунова - создателей школы - так и остались в моей памяти: всегда в окружении ребят, поголовно увлеченных созидательной творческой деятельностью, и, казалось, сами наполовину дети. В чем был секрет необычайной популярности Михаила Алексеевича,

Алексея Андреевича и других ученых среди ребят? Конечно, причина в богатстве и ярком содержании их как личностей. Но, я думаю, и в том, что они во многом были близки детям: они так же, как ребята, увлекались новым, интересным, были искренни в своих отношениях к делу, людям.

...Заканчивалась Первая Летняя школа, а постановления правительства об открытии ФМШ все не было. Михаил Алексеевич вылетел в Москву «пробивать» это решение, а оргкомитет олимпиады во главе с А.А.Ляпуновым обсуждал вопрос, что делать с принятыми учениками. Алексей Андреевич убеждал всех, что официальное разрешение - это вопрос нескольких дней, и предлагал разобрать пока учащихся по своим коттеджам и квартирам. По приезде из Москвы М.А.Лаврентьева решили все же 25 августа отправить детей по домам повидаться с родителями, рассказать им о ФМШ, собрать осенне-зимние вещи, в общем, расставались с детьми на несколько дней (а не на пять месяцев, как потом оказалось).

В сентябре был создан Ученый Совет ФМШ. Его первым председателем стал Алексей Андреевич Ляпунов, но Главным председателем, если можно так сказать, и тогда, и в дальнейшем - всегда, пока был жив и позволяло здоровье, - являлся Михаил Алексеевич Лаврентьев. В те далекие годы (особенно в 1962-1964 годы) пока школа создавалась и становилась на ноги, Михаил Алексеевич лично принимал участие почти во всех заседаниях Совета, особенно когда нужно было принять окончательное решение по какому-нибудь важному вопросу. В конце 1962 года заседания Совета школы часто проходили в Институте гидродинамики в кабинете М.А.Лаврентьева, иногда в Институте математики у академиков А.И.Мальцева и С.Л.Соболева или в ИЯФе у академика A.M.Будкера, но чаще всего у А.А.Ляпунова дома. И всякий раз меня поражали не только заинтересованность в скорейшем открытии ФМШ, но и внимание к «мелким» проблемам будущей школы, которое проявляли большие ученые, несмотря на огромную занятость.

Что было на заседаниях? Детально обсуждали учебный план и учебный процесс будущей школы, программы и организацию досуга школьников, способы выявления и развития их научных интересов, вопросы воспитания всесторонне развитой личности, в том числе и вопросы физического развития детей, возможной перегрузки и даже методику оценки знаний, а также кадровые вопросы. Многое казалось мне пугающе необычным. Например, предлагалось отменить оценки, запретить в школе шахматы, так как при занятиях математикой и во время игры в шахматы работают одни и те же мозговые центры, и это приводит к перегрузке; запретить стремление к спортивным рекордам: массовость и здоровье - это главное, а поэтому побольше турпоходов, лыжных прогулок, участия в хозработах на свежем воздухе.

Работали много и увлеченно. Вместе писали ответы на многочисленные письма и телеграммы учеников Первой ЛШ и их родителей, проверяли задания заочной олимпиады, готовили проекты учебных программ по математике (или отдельных их разделов). Много писем было от школьников с вопросами из различных разделов науки, с решением задач, показавшихся интересными (было, например, и «доказательство» Большой теоремы Ферма), с просьбой помочь советом или консультацией в письме. Всю эту работу выполняли члены оргкомитета олимпиады и Совета молодых ученых, а также студенты НГУ. В общем, фактически ФМШ уже действовала полным ходом (в заочном варианте), хотя время шло, а решения правительства все не было. И опять на заседаниях Совета школы звучали предложения собрать детей, расселить их у себя по домам (на этом обычно настаивал Алексей Андреевич), «а потом все образуется».

Теперь я понимаю, что в тот период была проделана огромная работа большим количеством людей, это был поистине бескорыстный и самоотверженный труд: ведь все делалось параллельно с основной работой, вернее, после нее. Но тогда это казалось естественным, единственно возможным, самым главным и интересным делом жизни. Михаил Алексеевич и Алексей Андреевич и их детище - ФМШ - могли увлечь работой хоть кого, никто не оставался равнодушным. Любое усилие во благо будущей школы было в радость. Сейчас невозможно перечислить всех людей, щедро и бескорыстно отдававших свое время, труд и душу будущей ФМШ.

...В середине декабря Михаил Алексеевич Лаврентьев привез из Москвы известие (пока в устной форме), что принято решение правительства об открытии школы и скоро появится долгожданное постановление. Совет школы и Совет молодых ученых уже вплотную занялись, в числе многих задач, и кадровым вопросом. Создали комиссию по отбору учителей и воспитателей школы, для которых, кроме всего прочего (рассмотрения документов, характеристик, беседы и т.д.), устраивались настоящие конкурсные экзамены с решением задач олимпиадного характера (для математиков и физиков) и ответами на вопросы из различных областей науки, литературы, искусства. Я до сих пор не знаю примера столь тщательного отбора кадров для школы.

С середины декабря 1962 года на меня были возложены обязанности завуча школы - сначала решением Совета, а с 8 января 1963 года в приказе N 1 облоно - уже официально.

10 января во все концы Сибири, Дальнего Востока и Средней Азии полетели приглашения нашим первым ученикам.

21 января 1963 года - День рождения ФМШ: первые лекции первым ученикам.

Я уже говорила, что в самом начале школа имела такое большое внимание со стороны ученых Сибирского отделения, какого, пожалуй, больше не было никогда после 60-х годов. Учебные лекции по математике читали академик Михаил Алексеевич Лаврентьев, члены-корреспонденты Алексей Андреевич Ляпунов и Михаил Михайлович Лаврентьев. И это были не просто лекции по каким-то отдельным вопросам программы, но цельный двухгодичный курс. Академик Сергей Львович Соболев читал специальный курс на доступном для ребят уровне. Воспитательное воздействие таких людей на учеников ФМШ неоценимо. Дети буквально заражались интересом к науке. Михаил Алексеевич привел в ФМШ из Института гидродинамики целую армию интересных людей (в их числе - Андрея Андреевича Дерибаса), а Алексей Андреевич - из Института математики соответственно. Они читали спецкурсы, создавали множество кружков. Алексей Андреевич еще в Первой ЛШ организовал занятия астрономического кружка у себя дома. У него был и свой геологический музей. Алексей Андреевич сам очень интересовался вопросами биологии и медицины, кибернетики (что было для ребят совершенно ново), и его беседы завораживали детей. Когда открылась наша школа, Алексей Андреевич ввел особый учебный предмет - курс землеведения, сам и прочел его первым. В школе открылся кабинет землеведения, в который очень много экспонатов передал сам А.А.Ляпунов.

Вскоре на Совете школы пришлось поставить вопрос о перегрузке учащихся, так как многие ребята посещали и слушали регулярно до пяти (!) спецкурсов. Постановили разрешить ребятам слушать не более двух спецкурсов, в редких случаях по особому разрешению - три. Воспитателям приходилось «выслеживать» своих подопечных и прилагать немалые усилия, чтобы этот закон не нарушался.

Старожилы, наверное, не забыли, как нашу школу (тогда мы обитали в микрорайоне «Щ») ночью потряс довольно сильный взрыв. Разнесло в щепки дверь в одной комнате, частично - стену, окна, расщепило подоконники, тумбочку и раскололо батарею центрального отопления, откуда хлестала горячая вода (дело было в начале мая). Собрался Совет школы. Решалась судьба трех виновников события (они положили динамит сушиться на батарею). Как-то незаметно заседание перешло в яростный спор ученых, сколько было динамита, его состав, как он лежал, возможные траектории взрывной волны и пр. Особенно увлеклись научной стороной дела Михаил Алексеевич и Андрей Андреевич Дерибас. О детях, стоящих тут же и ожидающих решения своей участи, на время забыли. Осталось загадкой, но у всех троих, спящих на кроватях в этой «разбомбленной» комнате, не оказалось ни одной царапины!

А.А.Ляпунов в своем домашнем музее

Этот невероятный факт и вызвал бурную дискуссию среди ученых. Правда, когда профессиональный интерес иссяк, оказалось, что ответственность за случившееся - это все же главное. Ребят, несмотря на сочувствие к ним, исключили, а для школы организовали новый спецкурс - «Физика взрыва».

В жизни школы был период, когда мы набирали сельских школьников в трехгодичный поток без олимпиады, а только по собеседованию. В конце мая, когда в школе заканчивались уроки, мы (преподаватели ФМШ и НГУ) разъезжались по соседним областям. В гороно нас направляли в районные центры или села, где были школы-восьмилетки и куда собирали детей из ближайших деревень. Недели две мы так и разъезжали (утром - собеседование в одном селе, вечером - в другом), составляли списки детей и приглашали их в ФМШ сразу в конце августа (без Летней школы).

Вспоминается в связи с этим такой интересный случай. Кажется, это было в Купино. Группу ребят на собеседование привезла из соседней деревни на телеге женщина, телятница по профессии, с трехклассным образованием, как я потом узнала. Оставила ребят и пошла получать что-то на склад. Вернулась часа через два и присела в классе у двери дожидаться ребят. В это время я начала предлагать логические задачи, головоломки и игры. Ничего не получалось. Никто не мог разгадать ни одного алгоритма, ни одной игры или задачи. Эта женщина слушала, потом вдруг возмутилась, мигом «обыграла» меня во все игры, жестоко отругала ребят, забрала их и уехала.

Жаль, что в ее время не было ФМШ!

		Р.С.Сазоненко. Из воспоминаний «доисторической» учительницы // Российская академия наук. Сибирское отделение: Век Лаврентьева / Сост. Н.А.Притвиц, В.Д.Ермиков, З.М.Ибрагимова. - Новосибирск: Издательство СО РАН, филиал «Гео», 2000. - С.316-320.



		ОГЛАВЛЕНИЕ • ФАЙЛ PDF