М.С.Алферов
КАЧЕСТВА, ТРЕБУЕМЫЕ ЖИЗНЬЮ
Алферов Михаил Семенович (1917-2000) - кандидат исторических наук, в 1961-1979 гг. - секретарь Новосибирского обкома КПСС.
Имею основание утверждать: годы застоя мало коснулись Сибирского отделения АН СССР. Здесь царил дух творчества, широкой инициативы. Здесь рисковали, не поклонялись авторитетам, свободно высказывали свое мнение и отстаивали его в острых дискуссиях. В Президиуме СО АН, в институтах была свобода суждений. Не зря Академгородок - кто с гордостью, а кто и с недовольством - называли очагом свободолюбия. Обкому партии не раз приходилось держать ответ перед «вышестоящими» органами за этот очаг свободомыслия. А тон задавали ведущие ученые, и прежде всего академик Михаил Алексеевич Лаврентьев.
Лукавить не хочу: не всегда обком КПСС поддерживал свободомыслие ученых, которое так часто не вписывалось в официальную политику. Более того, партийные органы стремились и делали все, чтобы жизнь растущего коллектива не выходила из наезженной колеи. Обком КПСС с осуждением, например, отнесся к тому, что ученые приглашали в Академгородок таких деятелей литературы и искусства, как Галич, Неизвестный, Вознесенский и др., чьи позиции расходились с установками партийных и государственных органов.
Помню, как Михаил Алексеевич говорил тогда: «Незачем опасаться таких выступлений. Люди у нас грамотные, сами разберутся, что хорошо, что плохо».
Вспоминаю и думаю: жизнь академика Лаврентьева - пример беззаветной преданности науке и интересам Отечества, творческого горения. Он не был вне политики, его интересовала судьба народа. Он разделял и поддерживал политику КПСС и правительства, но весьма критически относился ко многим партийным и правительственным решениям.
У Лаврентьева не сложились отношения с Брежневым, Сусловым, Кириленко и другими членами Политбюро. Брежнев не раз бывал в Новосибирске, но от приглашений Лаврентьева посетить Академгородок отказывался, ссылаясь на чрезмерную занятость. Зато Лаврентьев получал полную и постоянную поддержку Н.С.Хрущева и А.Н.Косыгина, которые несколько раз посетили Академгородок и проявляли большой интерес к его работе и особенно к результатам научной деятельности.
При жизни о Лаврентьеве ходили легенды. Все у него по-своему, как-то непривычно, оригинально, непредсказуемы его намерения и помыслы. Не всегда с ним соглашались, кое-кто не терпел его непохожести, взыскательности, требовательности. А он действовал смело и самостоятельно, согласно своей решительной и упорной натуре.
Лаврентьев обладал колоссальной эрудицией, далеко выходящей за рамки его прямой специальности - математики и механики. Приходилось наблюдать его в обществе физиков, химиков, биологов, экономистов, государственных деятелей, крупных специалистов. На любые темы говорил со знанием дела. В нем ощущалась независимость от господствующих мнений. Людей видел насквозь, безошибочно улавливал малейшую неточность, фальшь, легко догадывался, если кто-либо хотел от него что-то скрыть, утаить.
Он непримиримо и бескомпромиссно отстаивал подлинную науку, напрочь отвергал серость, бездарность, приспособленцев в науке. Был строг, но справедлив, споры быстро прекращал, если они носили беспредметный характер. Обладал огромной волей, железной хваткой, необыкновенным трудолюбием.
Михаилу Алексеевичу приходилось решать самые различные вопросы. Он занимался Генеральным планом застройки Академгородка, размещением институтов, жилых зданий, культурно-бытовых помещений. Его рабочий кабинет был штабом, всегда заполненным архитекторами, строителями, учеными. На стенах кабинета висели диаграммы, карты Академгородка, проекты. Ученый с мировым именем стал инженером-строителем, архитектором, инспектором по качеству, хозяйственником, организатором огромного коллектива.
Помню, как отмечалось его шестидесятилетие. Приехали ученые, представляющие цвет советской науки. Одним из первых юбиляра поздравлял президент АН СССР М.В.Келдыш. Он сказал: «Мне приятно приветствовать Михаила Алексеевича от Академии наук и от себя лично как моего учителя, он вложил немалый вклад в становление моей личности». Михаил Алексеевич прервал его и обратился к своей жене, сидящей в первом ряду: «Вспомни, Вера, он был не из легких учеников, много с ним пришлось повозиться».
Лаврентьеву были присущи те качества, которых требует наша жизнь сегодня: предприимчивость, компетентность, деловитость, ответственность. Он настоятельно требовал беречь время, каждую рабочую минуту, и еще призывал правильно расставлять кадры. Каждый должен иметь определенную задачу, возможность самому думать, творить.
Весьма критически относился ко всякого рода инструкциям. Ходить, шутил он, по ним нельзя, их надо осторожно обходить. Чем больше инструкций спускают сверху, тем лучше себя чувствуют безынициативные люди, тем сильнее тормозится живое дело. У нас могут доверять миллиарды и не заботиться о том, как они расходуются, но то, что стоит буквально копейки, требует для оформления уймы бумаг, многочисленных согласований.
Человек действия, он использовал любую возможность приложений науки. Он был организатором Научного совета по народнохозяйственному использованию взрыва, который объединил теоретиков и практиков. Ему принадлежит решающая роль в возведении стометровой селезащитной плотины в урочище Медео близ Алма-Аты.
М.А.Лаврентьев не раз возмущался бесхозяйственностью, проявленной при строительстве сибирских гидростанций, когда затапливались миллионы кубометров делового леса. Категорически выступил против строительства Нижне-Обской ГЭС, когда предполагалось затопить огромные территории. Если такое случится, считал он, то нам придется добывать нефть и газ из-под воды, как в Азербайджане.
Сибирский город, говорил он, должен быть не городом-садом, а городом-лесом, без котельных, без промышленной зоны, которую следует размещать за чертой города. Места в Сибири достаточно. Индустрия не должна уничтожать романтику края, ощущение простора, необжитые места, тайгу, озера, горы. Всё надо беречь.
Три десятилетия назад Михаил Алексеевич ставил вопросы охраны природы в Академии наук СССР, в правительстве, выступал в печати. К сожалению, тогда это не находило поддержки, хотя его голос был не одинок. Только сейчас проблема экологии приобрела общенациональный характер.
Михаил Алексеевич везде - и в «верхах», и в «низах», - был одинаков: не скупился ни на доброе слово, ни на резкое несогласие. Не всем нравились его бескомпромиссность, а то и прямое упрямство в проведении намеченных планов и идей. Особенно был непримирим к научной недобросовестности. Не чурался черновой работы, физического труда. Сам водил автомобиль, редко пользовался услугами шофера. Довелось видеть, как он вытаскивал из кювета забуксовавшую машину, а потом на буксире тащил ее до тракта.
Многие деловые бумаги, а их было немало, готовил сам. Услугами стенографисток не пользовался, не диктовал. Я видел речи и доклады, написанные его рукой, мелким, убористым почерком, с его же собственной правкой. Он считал, что когда сам пишешь и правишь, то так лучше оттачивается мысль, уходит лишнее.
Если его планам грозила какая-либо опасность, весь он как бы собирался, преображался, и тогда не было предела его энергии и не было силы, которая усмирила бы кипучую мощь этого человека. Вот один из многих примеров.
В 60-е годы очень остро встал вопрос о научном направлении работы Института экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения, которое было определена раньше. Коллектив возглавлял ученый-экономист старшего поколения. Но это научное направление не отвечало крупным проблемам, которые должно было решать Сибирское отделение. И в среде молодых ученых института зародилась идея использования математических методов в экономике.
Конфликтная ситуация продолжалась долго, не одна комиссия рассматривала вопрос, какому направлению отдать предпочтение. Шли дискуссии, проверялись отчеты, неоднократно обсуждал положение дел в институте Президиум СО АН. Комиссии довольно настойчиво поддерживали прежнее направление. Новосибирский обком КПСС, Отдел науки ЦК КПСС не сразу разобрались в сложности ситуации. Дважды приезжал в Новосибирск заведующий сектором науки ЦК КПСС П.А.Кашутин, его точка зрения была довольно жесткой, он был сторонником прежнего направления. Михаил Алексеевич на всех уровнях настойчиво поддерживал молодых ученых. Жизнь показала, насколько он был прав. Теперь Институт экономики и организации промышленного производства СО АН СССР стал лидером в разработке экономико-математических методов.
Михаил Алексеевич объездил много стран и всюду проявлял необыкновенную любознательность, посещал научно - исследовательские институты, выступал с научными докладами, изучал опыт других коллег и научных коллективов. Он достойно представлял отечественную науку в различных международных организациях, являясь председателем Национального комитета советских механиков, членом восьми иностранных академий, пяти научных обществ, почетным доктором многих зарубежных университетов.
Вспоминается такой эпизод. Лаврентьеву предстояла зарубежная поездка на конгресс, где он должен был выступать с одним из основных докладов. В воскресный июльский день вместе со своим внуком на моторной лодке выехал на остров Обского моря. Возвращаясь, уже к вечеру, на половине пути Михаил Алексеевич спохватился, что брюки остались на острове, а в их кармане лежали ключи от машины. Пришлось повернуть назад, но в результате горючего не хватило, мотор отказал, и Лаврентьев на нелегкой лодке добирался на веслах до базы, а это не близко, три-четыре километра. Накануне вылета вечером он почувствовал острую боль в животе, врач порекомендовал немедленно лечь в больницу и сделать операцию. «Насколько это опасно? - спросил Лаврентьев. Можно ли с операцией повременить и сделать ее в Москве?» Врач особых опасений не высказал. «Тогда о моей болезни знают только двое - вы и я, ни в семье, ни на работе об этом никто не должен знать», - потребовал Михаил Алексеевич.
Утром следующего дня вылетел в Москву, потом - в Соединенные Штаты. Он был членом Американского математического общества и вице-президентом Международного математического союза. Его присутствие на заседании общества и конгресса было обязательным - ждали его доклада.
Несмотря на боли, Михаил Алексеевич выступил с докладом, принял участие в дискуссиях, побывал в научных учреждениях, встретился с американскими коллегами. Спустя десять дней вернулся в Москву, никто из членов делегации не знал о его болезни, и все были весьма удивлены, когда в аэропорту Шереметьево Михаила Алексеевича встречала «скорая помощь».
Операция прошла благополучно, он вернулся в Новосибирск в полном здравии. И уже, как говорится, задним числом были встревожены и удивлены и домашние, и коллеги и упрекали его за то, что с таким риском отправился в трудную командировку.
Более восемнадцати лет Михаил Алексеевич возглавлял Сибирское отделение, бессменно был председателем Президиума СО АН, избирался кандидатом в члены ЦК КПСС, двадцать лет был депутатом Верховного Совета СССР, четверть века - членом Президиума Академии наук СССР.
Имя Михаила Алексеевича увековечено в советской науке. Оно присвоено одному из пиков Алайского хребта на Памире, учреждена премия им. Лаврентьева за выдающиеся научные заслуги, имя его - на борту научно-исследовательского судна. В Москве, Новосибирске, Казани его именем названы улицы и проспекты. Традицией стали всесоюзные Лаврентьевские чтения.
Из статьи «Патриарх науки» (Советская Сибирь, 1990, 24 июля)
| | |
| |
| М.С.Алферов. Качества, требуемые жизнью // Российская академия наук. Сибирское отделение: Век Лаврентьева / Сост. Н.А.Притвиц, В.Д.Ермиков, З.М.Ибрагимова. - Новосибирск: Издательство СО РАН, филиал «Гео», 2000. - С.247-250. |
|
|