ушкинские стихотворения, поэмы, маленькие трагедии, «Онегина» мы знаем с детства чуть ли не наизусть. Услышав название веши, сразу настраиваемся на ее размер, а слушая, как бы дышим в ее ритме - настолько владеет нами эта могучая поэзия. Прозу Пушкина мы читаем, отмечая внутренне иные ритмы, иное биение пульса. К письмам же обращаемся, готовя себя к постижению в каждой фразе и того - что там написано, и подтекста, ибо уже многое знаем о непостижимом явлении но имени Александр Пушкин. И еще - старательно вычисляем проекцию каждою впечатления, каждой мысли, каждого поступка человека, писавшего эти письма, - будущее, в то самое будущее, которое теперь известно нам и которого тогда не знал он. Поэтому в этих, всегда трудных письмах нам как-то не до вслушивания н ритмы и размеры. Но при втором, третьем прочтении вдруг чувствуешь - сначала в одном месте чуть-чуть, потом в другом - настойчивее, потом вдруг чуть ли не в каждом письме многие строки пронизаны ритмом - постоянным, отчетливым ямбом, и ямб этот очень часто складывается в пятистопные без рифм строки, какими написаны и «Борис Годунов» I825 года, и «Маленькие трагедии» великой Болдинской осени, и горькое и светлое «Вновь я посетил» последней осени жизни Пушкина Случайные метрические включения в прозе - явление известное. Любое двусложное слово является либо ямбической, либо хореической стопой, как любое тpexcложное может представлять собою дактиль, амфибрахий или анапест. При случайном соседстве разностопных слов, принадлежащих к одному и тому же метру, или при удачном соседстве слов, может образоваться отрывок, как бы написанный тем или иным стихотворным размером. Понятно, что вероятность случайного o6paзования таких метрически организованных включений внутри прозаического текста гораздо выше для двустопных случаев, чем для трехстопных, а для трехстопных выше. чем для четырехстопных. Явление это описано, в частности, для четырехстопного ямба, в работе В.Е.Холшевникова «Случайные четырехстопные ямбы в русской прозе»[1]. Из устного сообщения ее автора мне известно, что случайными ямбическими пятистопниками, да еще конкретно в эпистолярной прозе Пушкина, никто не занимался[2]. Предметом рассмотрения в данной статье будут обнаруженные мною в письмах Пушкина ямбические отрывки, включающие не менее одного пятистопника. Таких отрывков исследовано 409, к настоящему же моменту[3] их обнаружено еще более 250, и в работе они частично учтены. Столь значительное количество пятистопных ямбических включений позволило классифицировать их прежде всего по объему, затем - по занимаемому месту во фразе, а также соотнести их количество и объем со временем написания письма и с адресатом. Эта систематизация привела меня к некоторым обобщениям, о чем будет сказано ниже. Каждая группа ямбических отрывков, выделенная по объему (назовем их условно одно-, двух-, трех- и четырехстрочниками), представлена целыми фразами, зачинами фраз, включениями внутри фраз и их завершениями. Здесь рассмотрена лишь очень небольшая их часть, полностью (в количестве 409) они будут представлены в хронологическом порядке и систематизированы в «Приложении» к планируемой публикации работы. ЯМБИЧЕСКИЕ ОТРЫВКИ, РАВНЫЕ ОДНОМУ ПЯТИСТОПНИКУ 1. Целые фразы. Гнедичу, февраль 1825: Я жду от Вас эпической поэмы. Вяземскому, август 1825: Когда-то мы возьмемся за журнал! О Вяземской, 1824: Не кланяюсь, а поклоняюсь ей. Погодину, ноябрь 1830: А вече, а посадник, а князь Шуйский? Жене, октябрь 1832: Прощай, душа моя, Христос с тобою! 2. Зачины фраз. Вяземскому, ноябрь 1825: Юродивый мой малый презабавный (...) Дельвигу, февраль 1826: Мой друг барон, я на тебя не дулся (...) О жизни у Нащокина: Всем вольный вход, всем до него нужда, (...) (Заметим, как удивительно перекликается это со строкой из «Бориса Годунова»: Всем вольный вход, все гости дорогие!) Жене - пятистопничек по-итальянски, для разнообразия: Addio, mia bella, idol mio! ЯМБИЧЕСКИЕ ОТРЫВКИ, ЯВЛЯЮЩИЕ СОБОЮ КАК БЫ КОНЕЦ ПРЕДЫДУЩЕЙ СТРОКИ И ЗАТЕМ ПЯТИСТОПНИК 1. Целые фразы. Брату, декабрь 1824: Брат, здравствуй - писал тебе на днях; с тебя довольно. Жене, сентябрь 1834: Да и в самом деле:неужто близ тебя не распишусь? Мужу сестры, 5 января 1837: Пускай Михайловское будет продаваться. 2. Зачины фраз. Вяземскому, март 1830: Каков ты с министрами? и будешь ли ты в службе (...) Жене, август 1833: В клобе я не был - чуть ли я не исключен (...) ЯМБИЧЕСКИЕ ОТРЫВКИ, ПРЕДСТАВЛЯЮЩИЕ СОБОЙ ПЯТИСТОПНИК С ПРОДОЛЖЕНИЕМ 1. Целые фразы. Бестужеву, май - июнь 1825: С Державиным умолкнул голос лести - а как он льстил? Вяземскому, май 1830 - о газете Дельвига: Поддерживай ее, покамест нет у нас другой. Нащокину, июль: Я все к тебе сбираюсь, да боюсь карантинов[4]. Жене: Признайся: так ли и со мною? право, боюсь. Этот полувопрос следует за ироничной мыслью впечатлением: «Слушая толки здешних литераторов, дивлюсь, как они могут быть гак порядочны в печати и так глупы в разговоре.» Видимо, доверял Александр Сергеевич и разуму, и такту, и чутью своей Таши, коли поделился с ней таким психологическим наблюдением. 2. Зачины фраз. Вяземскому, сентябрь 1825: Сегодня кончил я вторую часть моей трагедии (...) Плетневу, октябрь 1830: Покамест он уж может заказать виньетку (...) Жене, июль 1834: Я сплю и вижу, чтоб к тебе приехать, да кабы мог остаться (...) ЯМБИЧЕСКИЕ ОТРЫВКИ, ПРЕДСТАВЛЯЮЩИЕ СОБОЙ ПЯТИСТОПНУЮ СТРОКУ С ПРЕДВАРЕНИЕМ И ПРОДОЛЖЕНИЕМ 1. Целые фразы. Жуковскому, январь 1826: Покойный император, сослав меня, мог только упрекнуть меня в безверии. Нащокину, май 1831: Не знаю, получил ли ты тысячу от Вяземского. С ним перепишусь. Жене, сентябрь 1833: Если девица не брюхата, то беда еще не велика. 2. Зачины фраз. Вяземскому, сентябрь 1825 - о соотнесении «Бориса Годунова» и «Истории Государства Российского» Карамзина: Ты хочешь плана ? возьми конец десятого и весь одиннадцатый том (...) Соболевскому, ноябрь 1827: Положим так, но я богат через мою торговлю стишистую (...) Жене, июнь 1834 - о родительском отношении к имению: Пускай они его коверкают, как знают; на их век станет (...) ЯМБИЧЕСКИЕ ОТРЫВКИ, СОДЕРЖАЩИЕ ДВА ПОЛНЫХ ИЛИ ПОЧТИ ПОЛНЫХ ПЯТИСТОПНИКА[5] 1. Целые фразы. Жене, сентябрь 1833: (одна строка - целая фраза, вторая - зачин) Целую и благословляю вас. Пиши мне часто и о всяком вздоре (...) Ей же, май 1834: Пора тебе в деревню на лекарство, на ванны и на чистый воздух. 2. Зачины фраз. Плетневу, декабрь 1830, о Дельвиге: Он может доказать, что никогда в его газете не было и тени (...) Вяземскому, июль 1831: Ждал я сюда Жуковского, но двор уже не едет в Царское Село (...) Гоголю, октябрь 1834 о его повести «Невский проспект»: Секуцию жаль выпустить: она, мне кажется, необходима (...) ЯМБИЧЕСКИЕ ОТРЫВКИ, ПРЕДСТАВЛЯЮЩИЕ СОБОЙ КАК БЫ КОНЕЦ ПРЕДЫДУЩЕЙ СТРОКИ И ЗАТЕМ ДВА ПЯТИСТОПНИКА 1. Целые фразы. Жуковскому, март 1826: Может быть его величеству угодно будет переменить мою судьбу. Жене, май 1834: Неприятна зависимость; особенно, когда лет 20 человек был независим. Ей же, июнь 1834: Мой совет тебе и сестрам быть подале от двора; в нем толку мало. Вы же не богаты. 2. Зачины фраз. Судиенке, январь 1832: Сей последний записал меня недавно в какую-то коллегию и дал (...) Заметим: крупно повезло Александру Сергеевичу, что не поинтересовалось почтовое ведомство и прочие любопытствующие департаменты именно этим письмом, что не дошло оно до царя. Закодировать Помазанника Божия словами «сей последний» - выходка не лучше, чем, к примеру, во время архиерейской службы стать к амвону задом. Тут бы не просто епитимию наложили, а всю дальнейшую биографию могли бы переиначить. Жене, май 1834: Говорил я со Спасским о Пирмонтских водах; он желает, чтобы ты их принимала (...) Нащокину, январь 1835: Все лето рыскал я по России и нигде тебя не заставал; из Тулы выгнан ты (...) ЯМБИЧЕСКИЕ ОТРЫВКИ, ПРЕДСТАВЛЯЮЩИЕ СОБОЙ ДВА ПЯТИСТОПНИКА С ПРОДОЛЖЕНИЕМ 1. Целая фраза. Жене, апрель 1834: Соболевский, будто ненарочно, зовет его ко мне обедать. Лев Сергеевич является. 2. Зачины фраз. Зачин письма к А.Н.Гончарову, деду невесты: По приказанию Вашему являлся я к графу Канкрину и говорил о Вашем деле (...) Первая строка не является ямбической, если не заменить написанное Пушкиным «приказанию» на разговорный вариант «приказанью» Для подтверждения тех выводов, к которым меня привело обнаружение четырех сотен ямбических отрывков в письмах Пушкина, материала достаточно и без этой «маленькой хитрости», но уж очень «стихотворно» звучит зачин этого письма. И вот какую интересную подсказку по этому поводу находим мы в письме к Вяземскому от 1 сентября 1828 г.: Пушкин цитирует строчки поэта Милонова: «ей-ей намерение благое, да исполнение плохое», и при этом он, никогда не погрешивший противу ритма в собственных стихах, разрушает ритм стиха чужого, написав «намерение» с -ие на конце, тогда как у автора - разговорное -ье. Не поднялась бы рука поэта сознательно разрушить чужой стих - скорее всего рука сделала это автоматически: написала так, как привычно было писать (к тому же, как привычно было и видеть написанное, а не в разговорном варианте); при этом вполне возможно, что Вяземский мог не заметить этого написания, а прочел так, как это было на слуху - в разговорном варианте, как стих Милонова звучал, конечно же, и для самого Пушкина[6]. Далее - зачин фразы с двумя пятистопниками с продолжением в письме жене 2 октября 1835 г. - весьма галантная, в воспитательных целях, параллель с поведением норовистой кобылки, имевшейся в Михайловском: Всем хороша, но чуть пугнет ее что на дороге, как она закусит поводья (...) Но почему же «поводья»? Мы же с детства знаем: закусить можно удила, а не поводья - вот и у Даля: «Пусти поводья, он и удила закусил». Объяснение одно: удила не лезли в ямбы. Жене, сентябрь 1835: У нас ни гроша верного дохода, а верного расхода 30 000. Все держится на мне (...) Эти тысячи написаны цифрами. Думаю, что раз это не официальная бумага, а домашнее письмо, мы вправе слышать эту сумму в разговорной форме: 30 тыщ. Полагать так нам позволяет высказывание самого Пушкина в заметке о стихотворениях Сент-Бева для «Литературной газеты»[7]: «Как можно вечно рифмовать для глаз, а не для слуха?» - вопрошает своими любимыми ямбами Пушкин по поводу утеснительного правила французского стихосложения: рифмы должны совпадать в числе (единственном или множественном), хотя рифмуемые слова и без того созвучны. Применение этого замечания к русским стихам напрашивается само собой; глагол же «рифмовать» надо понимать, как у Даля: «Что-то не рифмуется, не пишутся, не сочиняются стихи». 3. Из включений внутри фраз. Жене, май 1836: (...) ведь это все равно что золотарство, которое хотела взять на откуп мать Безобразова (...) (Заканчивается фраза «прозой»: «очищать русскую литературу есть чистить нужники и зависеть от полиции») 4. Завершение фразы. Погодину, июль 1828: (...) но дайте сроку - осень у ворот; я заберусь в деревню и пришлю вам оброк сполна. ДВУСТРОЧНЫЕ ЯМБИЧЕСКИЕ ПЯТИСТОПНИКИ, И ПРЕДВАРЯЕМЫЕ И ПРОДОЛЖЕННЫЕ ЯМБАМИ Таких конструкций обнаружено 11. Три из них - включения внутри фраз, в пяти заключены целые фразы, и еще две образовались на стыке соседствующих фраз. Плетневу, сентябрь 1830 из Болдина: (...) приехал я в деревню и отдыхаю. Около меня колера морбус. Знаешь ли, что это за зверь? Ему же, конец сентября - о своем сватовстве: Неужто я хотел иль думал отказаться? Но я видел уж отказ и утешался чем ни попало. Жене, апрель 1834: (...) поговорим о деле; пожалуйста, побереги себя, особенно сначала; не люблю я святой недели (...) Ей же, 11 июля - о царе: (...) другого не наживу. А долго на него сердиться не умею, хоть и он не прав. Очень интересные ямбы: напоминая, что письма перлюстрируются («пишу коротко и холодно по обстоятельствам, тебе известным...») Александр Сергеевич сообщает своей женке, что он на днях «с тем чуть было не побранился» и тут же добавляет к сведению полиции и иных департаментов, интересующихся приватной жизнью российских подданных, его, Пушкина, чиновника весьма невысокого класса, но притом всероссийского поэта, суждение, что ТОТ, самою судьбой поставленный превыше обсуждений и осуждений, - НЕ ПРАВ. И, кстати, интересно: а как представлял себе Пушкин ситуацию, которой он избежал, - ведь о глаголе «браниться» у Даля сказано: «ругать, поносить бранными словами» и «бранить или ругать друг друга». Жене, сентябрь 1834: (...) вот как тихо ездят по губернским трактам а я еще платил почти везде двойные (...) Целую тебя, душа моя, и всех ребят, благословляю вас от сердца. Будьте здоровы. ЯМБИЧЕСКИЕ ОТРЫВКИ, ВКЛЮЧАЮЩИЕ НЕ МЕНЕЕ ТРЕХ ПОЛНЫХ ИЛИ ПОЧТИ ПОЛНЫХ[8] ПЯТИСТОПНИКОВ Трехстрочников обнаружено 10 самой разнообразной конструкции. Жуковскому, январь 1826: Начать лучше с неямбического зачина фразы: Теперь положим, что правительство и захочет прекратить мою опалу, с ним я готов условливаться (буде условия необходимы), но (...) Вяземскому, июль 1826 - о своей эпиграмме на Карамзина, которая, мол, (...) остра и ничуть не обидна, а другие, сколько знаю, глупы и бешены: ужели ты мне их приписываешь? Во-вторых Кого ты называешь сорванцами и подлецами? Жене, октябрь 1833: (...) требую от тебя холодности, благопристойности, важности не говорю уже о беспорочности поведения, которое относится не к тону, а к чему-то уже важнейшему. Охота тебе, женка, соперничать с графиней Сологуб. Ей же, апрель 1834 - о теще: Коли она сама к тебе приехать не хочет, поезжай к ней на неделю, на две, хоть это лишние расходы (...) Катенину, апрель 1835: Ныне цензура стала также своенравна и бестолкова, как во времена блаженного Красовского (...) Жене, октябрь 1835: Что ты про Машу ничего не пишешь? ведь я, хоть Сашка и любимец мой, а все люблю ее затеи. ЯМБИЧЕСКИЕ ОТРЫВКИ, ВКЛЮЧАЮЩИЕ НЕ МЕНЕЕ ЧЕТЫРЕХ ПОЛНЫХ ИЛИ ПОЧТИ ПОЛНЫХ[9] ПЯТИСТОПНИКОВ Плетневу, апрель 1831: Мне кажется, что если все мы будем в кучке, то литература не может не согреться и чего- нибудь да не произвести (...) В данном отрывке в первой строке недостает 2-х первых, а в последней - 2-х последних слогов до пятистопника; эти строки - четырехстопники, при этом последнюю трудно не считать недописанным пятистопником[10]. Нащокину - в 1831: Не знаю, отвечал ли я тебе на оное; на всякий случай перечитав его, пишу ответ. С подрядчиком я расплатился; он сказывал мне, что (...) МЕСТО И РОЛЬ ЯМБИЧЕСКИХ ОТРЫВКОВ В КОНТЕКСТЕ ОТДЕЛЬНЫХ ПИСЕМ Итак, рассмотрены в отпрепарированном, так сказать, виде 60 из 409 обнаруженных в письмах Пушкина ямбических отрывков, содержащих не менее целой пятистопной строки. Повторяю, еще не менее двухсот пятидесяти их обнаружено к настоящему моменту - уже после того, как работа была доложена в Новосибирском государственном университете и в ГПНТБ СО РАН на юбилейных собраниях в 1989 г., и в Москве - в Институте мировой литературы, в Музее русской литературы и на литературной секции в Московском Доме ученых. Теперь посмотрим, как выглядит живая ткань этой удивительной, насквозь пропитанной ямбическим ритмом прозы. Приведу целиком начало письма Вяземскому от 14 марта 1830 года. «Третьего дня приехал я в Москву и прямо из кибитки попал в концерт, где находилась вся Москва. Первые лица, попавшиеся мне навстречу, были Н.Гончарова и княгиня Вера; а вслед за ними братья Полевые». Здесь пятистопный ямб довлеет, он не исключение, а правило. Для наглядности расположим ямбическую часть текста - справа, а так сказать прозаическую слева (при этом я позволю себе старомосковское говорение «третьёва дни», о чем скажу позже): Третьёва дни приехал я в Москву и прямо из кибитки попал в концерт, где находилась вся Москва. Первые лица, попавшиеся мне навстречу, были Н.Гончарова и княгиня Вера; а вслед за ними братья Полевые. В этом удивительном зачине письма из 67 слогов 53 оказываются принадлежащими пятистопному ямбическому размеру. Что же касается говорения «третьёва дни», то не хочу его никому навязывать. Но ведь русская речь самого рафинированного дворянства формировалась с детства среди кормилиц, мамушек, нянюшек, дядек, дворни, крестьян. И говорение «третьёва дни», так же, как и «севодни», было всеобщим - так говорили не только свахи и просвирни Островского: я сама помню такое произношение времен моего московского детства от людей самого разного социального происхождения. Нынешнее «третьего дня» возобладало благодаря радио, когда на слуху у всех стала речь написанная, отредактированная и читаемая по бумажке, а не разговорная. Теперь рассмотрим часть небольшого письма Плетневу от 29 октября 1830 года: Невеста и перестала мне писать, и где она, до сих пор не ведаю. Каково? то есть, душа моя Плетнев, хоть я и не из иных прочих, так сказать, но до того доходит, что хоть в петлю. Мне и стихи в голову не лезут, хоть осень чудная, и дождь, и снег, и по колено грязь. Не знаю, где моя; надеюсь, что уехала из чумной Москвы, но куда? Пропускаю еще полторы книжных строки прозаического текста - и снова ямбы: Журналов ваших я не читаю; кто кого? Скажи Дельвигу, чтоб он крепился, что я к нему явлюся непременно на подмогу зимой, коли здесь не околею. Покамест он уж может заказать виньетку (...) В первом отрывке 56 из 104 слогов принадлежат ямбам, а во втором - 45 из 61. Еще иллюстрация - две фразы из письма Нащокину от 26 июня 1831 года: Напиши ко мне к какому времени явиться мне в Москву за деньгами, да у вас ли Догановский? если[11] у вас, так постарайся с ним поговорить, т.е. поторговаться, да и кончи дело, не дожидаясь меня (...) Здесь из 63 слогов 49 «прописаны» в ямбах. Вот кусочек из первого русского письма Наталье Николаевне - уже Пушкиной - дорожные жалобы: Все это останавливалось вместе; ни на минуту не было покоя, в Валдае принуждены мы были пересесть в зимние экипажи и насилу дотащились до Москвы. Из Нижнего Новгорода 2 сентября 1833 г. муж шлет жене одно за другим два письма, в которых я насчитала 16 ямбических отрывков с пятистопниками. Кстати, во многих письмах к жене прослеживается интересная закономерность: пока излагаются неурядицы, заботы, жалобы - ямбов нет (см., например, письма от 2 октября 1833 г. и от 19 июня 1834 г. ). Вот письмо от 30 октября 1833 г., где муж нарочито грубо, с некоторым похабством обнажает перед своей Мадонной суть кокетства и запрещает ей в свое отсутствие принимать мужчин, которые за ней ухаживают (так и сформулировал). И - ни единого пятистопника. И вдруг фраза, круто меняющая и стиль и смысл письма: «Теперь, мой ангел, целую тебя как ни в чем не бывало, благодарю за то, что ты подробно // и откровенно описываешь мне свою беспутную жизнь. Гуляй, женка, только не загуливайся и меня не забывай». Отметим эти, выделенные мною, ямбы - дальше в этом письме еще б пятистопных строк в самых разнообразных конструкциях, в том числе - трехстрочник. Рассмотрение ямбов в контексте я закончу коротеньким письмом к цензору Никитенке, написанным около 9 апреля 1834 г. Вот его полный текст (без обращения и подписи): «Могу ли я надеяться на Вашу благосклонность? Я издаю «Повести Белкина» вторым тиснением, присовокупя к ним «Пиковую даму» и несколько других уже напечатанных пиэс. Нельзя ли Вам все это пропустить?» Здесь на 76 слогов - 25 принадлежат ямбическим пятистопникам. Но дело не в цифрах: ямбические фразы чрезвычайно нагружены эмоционально, тогда как «прозой» изложена чисто информативная часть письма. В ямбическом зачине Могу ли я надеяться на Вашу благосклонность просвечивает ясное понимание того, что цензура не столько государственный институт с твердыми законами, коих одни должны придерживаться, а другие - следить за их исполнением, сколько личная вотчина цензора, где законом его личная благосклонность или неблагосклонность; отсюда и доза иронии в замыкающем ямбическом вопросе: Нельзя ли Вам все это пропустить? На этом можно закончить рассмотрение обнаруженных в эпистолярной прозе Пушкина ямбических отрывков. НЕКОТОРЫЕ ВЫВОДЫ I. Классификация ямбических отрывков прежде всего по объему (однострочники, двустрочники и т.д.), а внутри каждой такой градации - по месту во фразе, высветила заметное преобладание целых фраз и особенно - зачинов фраз. Так, среди однострочников сумма включений внутри фраз и их завершений нигде не превышает количества зачинов, а среди двустрочников эта же сумма лишь у двустрочников с продолжением больше суммы целых фраз и зачинов. Что касается более крупных пятистопных ямбических отрывков, то на 10 трехстрочников и два четырехстрочника приходится б зачинов и 6 целых фраз (часть их заключена внутри ямбических конструкций). Напрашивается вывод: ямбический ритм, а точнее - пятистопный ямбический размер жил где-то в подсознании, стучал в сердце и прорывался пульсом даже в прозе; именно в этом размере сама собой формулировалась и выливалась на бумагу мысль, и лишь необходимость изложения всякой, как тогда говорили, «вещественности» заставляла перо клониться к «суровой прозе», и фраза, начатая подсознательно стихом, обрастая вполне прозаическими подробностями, сбивалась с ямбов. II. Рассмотрение всех этих ямбов по адресатам также подсказало некоторые выводы. Стало очевидно: чем ближе получатель письма Пушкину, чем, выражаясь языком нынешним, комфортнее чувствовал он себя в общении с этим человеком, тем насыщеннее письма ямбами, тем крупнее ямбические отрывки, тем больше среди них целых фраз и зачинов. Очень характерны с этой точки зрения 2 письма 1824 года: Бестужеву, 12 января - очень обиженное, раздраженное письмо, и в нем ни единого пятистопника, и брату Льву несколько позднее - поделом злое письмо, и пятистопник в нем единственный - но какой! Душа моя, меня тошнит с досады (...) Были проанализированы ямбические отрывки (не менее пятистопника) в письмах к Вяземскому, Бестужеву, Плетневу, Нащокину, Погодину, Жене, брату и Бенкендорфу. Критериями при рассмотрении приняты: общее количество отрывков в письмах данному адресату, суммарное количество целых фраз и зачинов фраз и далее - величина этих отрывков по отношению к пятистопнику. За сопоставимую единицу объема текста был принят общий объем «русских» писем к Бенкендорфу - 417 книжных строк, на это число строк разбит весь объем писем к каждому адресату. Письма Бенкендорфу взяты за единицу объема потому, что сравнительная бедность их ямбами и резкое отличие этих ямбов по качеству (зачинность - незачинность, сложность - несложность) и натолкнули меня еще до всяких подсчетов на главный вывод: ямбы в письмах Пушкина являются неким лакмусом отношения его к адресату, а также общей комфортности в момент писания письма. По всем этим критериям на противоположных полюсах оказались письма к Плетневу и к жене - с одной стороны и к Бенкендорфу - с другой. Подсчеты выявили некоторые закономерности. Так, в письмах к Плетневу и жене количество зачинов в сумме с целыми фразами составляет не менее половины всех ямбических включений, в письмах же к Бенкендорфу их всего четверть. Так же интересно сопоставить по каждому адресату и количество сложных ямбических отрывков (начиная с пятистопника с предварением и продолжением) - с общим числом отрывков в письмах к данному адресату. И здесь на первом месте оказался Плетнев, на втором - Нащокин и Наталья Николаевна, а на последнем - шеф жандармов. На первый взгляд, этим выводам противоречат письма к Погодину: верный помощник и сотрудник, знавший все литературные дела Пушкина, а ямбов - тоненькая ниточка. Почему? Первое объяснение лежит на поверхности: связи их скорее деловые, нежели дружеские, и письма, которых всего 12[12] (остальное - 18 записок, в среднем по две с половиной строки), полны забот чисто литературных. Но это - не аргумент, т.к. среди всех 409 рассмотренных ямбических отрывков 48 связаны с чисто литературными интересами. Что же касается объема послания («письмо» или «записка»), то среди больших писем есть письма без пятистопников (Бестужеву - 12 января 1824 или Вяземскому - 2 января 1831), а среди небольших - с ямбами (Нащокину в первой половине февраля 1832, Катенину 20 апреля 1835, Бенкендорфу 25 марта 1834), и ямбы в них составляют заметную часть текста. Мне видится иное объяснение малой насыщенности ямбами писем к Погодину. Вот отрывок из письма Пушкина Погодину по поводу его трагедии «Марфа Посадница»: «Одна беда: слог и язык. Вы неправильны до бесконечности. И с языком поступаете, как Иоанн с Новым городом. Ошибок грамматических, противных духу его усечений, сокращений - тьма». Возможно, это могло быть серьезной причиной для раздражения тонкого стилиста и усовершенствователя русского языка - Пушкина. Думать так нам позволяют два свидетельства. Во-первых, слова Плетнева: «Он дорого ценил счастливую организацию тела и приходил в некоторое негодование, когда замечал в ком-нибудь явное невежество в анатомии»[13]. Позволим себе перефразировать эти слова: он дорого ценил счастливую организацию русского языка и приходил в некоторое негодование, когда замечал в ком-либо из писателей явное невежество в родном языке. И во-вторых - некий шедевр нашего тонкого стилиста в письме к Погодину от 11 июля 1832 г., который, видимо, сорвался с пера, когда Александр Сергеевич «пришел в некоторое негодование» от стиля самого Погодина и который - шедевр - иначе как издевку над этим стилем расценить невозможно: «Вы чувствуете, что дело без Вас не обойдется. Но журнал будучи торговым предприятием, я ни к чему приступить не дерзаю, ни к предложениям, ни к условиям, покамест порядком не осмотрюсь (...)»[14]. Корреляция числа ямбических отрывков и их «качества» с отношением к адресату особенно наглядна в письмах к брату. В письме к Дельвигу в марте 1821 г. слова горячей братней нежности ко Льву, кончается оно так: «...я чувствую, что мы будем друзьями и братьями не только по африканской нашей крови». А дальше за 4 года будет написано 32 письма старшего брата к младшему в семье, где родителям нет дела до детей. Письма гения к мальчишке, о котором он не догадывался, что тот - не гений. Он посвящает Льва в свои литературные дела, делится опытом своей непростой жизни, жалуется на одиночество, просит помощи ... Он еще не знает, что брат совсем не близок ему, что до гениальности старшего ему нет дела, что помогать ему он торопиться не станет, что этот «гуляка праздный» будет во всем стараться урвать у старшего брата все, что сможет, а у нас, потомков, будет красть силы, вдохновение и бесценное время Старшего Брата нашей поэзии, всей нашей литературы. Но это впереди. А пока - огромное письмо от 24 сентября 1820 года о поездке с семейством Раевских на Кавказ и в Крым, исповедь души о счастливой полосе жизни. Еще письмо - от 24 января 1822 года - небольшое, но знаменательное: посвящение младшего во все литературные интересы, просьбы о передаче в печать стихов. На 91 строку книжного текста в этих 2-х письмах - 15 ямбических отрывков, кроме того, во многих местах ямб, не разрастаясь до пятистопной строки, звучит ритмической доминантой. Но постепенно нарастает в письмах старшего тоскливая нота: ссылочное положение, полное безденежье - родители деньгами не помогают, а брат и друзья, получающие его стихи для передачи их в печать, подрывают его «стишистую торговлю», пуская эти стихи по рукам. Впрямую обвинений брата пока нет, а намеков Лев понимать не хочет. Письма меняются: все чаще недовольство, упреки, прямые обвинения. И наконец - письмо от 28 июля 1825 года. Старший уличает младшего в денежной непорядочности, в неисполнении обещаний, в распространении ненапечатанных стихов. Письмо холодное, злое, письмо-разрыв. Интересно сопоставить письма этого периода с письмами 20 - 22-го годов по насыщенности их ямбами: на эквивалентный объем текста, включающий и письмо от 28.07.25 г. обнаружено всего 4 однострочных отрывка. Пушкину осталось 11 лет и б месяцев жизни, за эти годы мы знаем только 4 русских письма ко Льву, и в них 2 знаменательных отрывка: Напиши, какие у тебя долги в Тифлисе (...) и (...) ты ничего не знаешь о своих делах (...) - долги этого шалопая и бражника Пушкин платил неоднократно. Подытоживая рассмотрение писем по адресатам, следует подчеркнуть, что количество и качество ямбов коррелируется не только с личностью получателя, но и с излагаемыми заботами: пока А.С. «сторожит» свою Мадонну - ямбов нет, как нет их и там, где его мучит тоска или донимает проза существования. Пример - тоскливейшее письмо Плетневу от 31 августа 1830 г. III. Анализ насыщенности писем пятистопниками по годам указал на пики 1825 и 30 - З1-го годов. В ямбах 1825 года нельзя не расслышать эха «Бориса Годунова» (окончен 7 ноября), написанного тем же пятистопным ямбом без рифм, хотя и осложненным французскою цезурой после второй стопы. Так же соблазнительно соотнести «ямбический взрыв» в письмах 30-х годов с писанием «Маленьких трагедий», «Русалки», горького и светлого «Вновь я посетил ...» (все пятистопным ямбом без рифм), но тут надо учесть и иное: именно к этим годам относятся 21 из 31 сохранившихся писем к Плетневу, а 29 октября 1830 г. написано первое русское письмо Наталье Николаевне Гончаровой - помните ямбы: (...) я по-французски браниться не умею, так позвольте (...) а ведь именно эти двое среди прочих адресатов держат первые места по потаенным ямбам. Вот к каким выводам приводит рассмотрение этих ямбов по их объему, месту во фразе, по адресатам и годам написания писем. IV. А случайны ли эти случайные ямбы? С самого начала возник вопрос: а не баловался ли Александр Сергеевич ямбами сознательно? Пожалуй, нет: ведь ему ничего бы не стоило так и писать стихами, а «стишистость» прерывается зачастую одним словом или даже слогом, чтобы тут же возникнуть снова - мы это видели при рассмотрении ямбов в контексте. Кроме того, если бы эти ямбы писались умышленно, никогда не позволил бы себе первый поэт России «рифм» вроде таких: Напиши ко мне к какому времени явиться мне в Москву за деньгами (...) или: Просыпаюсь в семь часов, пью кофей и лежу до трех часов. И, думается, если бы эти ямбы в письмах творились сознательно, то уж в письмах к Бенкендорфу Пушкин обошелся бы без них. Однако ямбы в архивы III отделения собственной его императорского величества канцелярии попадали. И тут очень интересны два документа. В июле-августе 1830 года Пушкин пишет Бенкендорфу самое длинное из своих к нему посланий, где излагает свой взгляд на ситуацию с журнальным делом в России, когда «Северная пчела» Булгарина и Греча поставлена вне конкуренции, от чего страдают все остальные литераторы. Это то самое письмо, где Пушкин без ложной скромности сообщает правительству: «Могу сказать, что в последнее пятилетие царствования покойного государя я имел на все сословие литераторов гораздо более влияния, чем министерство, несмотря на неизмеримое неравенство средств». И вот в этом-то послании - 6 ямбических отрывков с пятистопными ямбами. Получается, что ямбов своих он не замечал. Однако текст этот - черновой. В конце мая 1832 года Пушкин переделывает его, и от шести пятистопников остается один. Теперь, вроде бы, все ясно- Пушкин знает за собой этот ямбический грешок, а с бенкендорфами шутить - себе дороже, и он старательно выпалывает ямбы, прозевав один. Но все оказалось не так просто. На самом деле убраны были не ямбы, а большие куски текста, в которых эти ямбы находились И обнаружилось обстоятельство совсем уж загадочное. В черновом тексте была фраза: «Литераторы во время царствования покойного императора были оставлены на произвол цензуре своенравной и притеснительной - редкое сочинение доходило до печати.» (ямбы выделены мной. - А.В.). Пушкин перекраивает эту фразу, ямбы исчезают и ... возникают новые: «Он нашел сие сословие совершенно преданным на произвол судьбы и притесненным невежественной и своенравной цензурою.» (подчеркнуто мною же). Итак, эти два документа в их опубликованном варианте ответа на вопрос: замечал ли Пушкин свои ямбы? - не дают. В письмах же имеются отдельные свидетельства, позволяющие считать эти ямбы не вполне, что ли, случайными. Рассмотрим два зачина писем 1836 года. Анне Андреевне Фукс: Я столько перед Вами виноват (...) И.А.Яковлеву: Я так перед тобою виноват (...) Трудно представить себе создание обоих этих зачинов иначе, как в процессе подверстывания их в пятистопную ямбическую строку. «Перед Вами виноват» и «Перед тобою виноват» - это то, ради чего фразы поставлены в зачин писем. Смысл обоих обращений - один, и различаться они могли бы только местоимениями. Но в первом случае до пятистопника осталось три слога, а во втором - два, и нужно было извернуться, чтобы в каждом случае получилось приличествующее адресату обращение. Вот тут и найдено это «столько виноват». Но помилуйте, зачем же было изворачиваться и укладываться непременно в два или три слога? Да потому, что по-иному - нельзя: пятистопный ямб не велит. Этим же «велением» ямба приходится объяснять и «закушенные поводья» вместо удил, и сверхъестественное «и сократил бы несколькью верстами»[15], и, наконец, удивительную похвальбу Плетневу 5 мая 1830 года: Ах, душа моя, какую женку я себе завел! за ... почти 10 месяцев до свадьбы! Невеста-то в ямбы не укладывалась. Самое удивительное, что и еще раз перекроил Пушкин свою Ташу из невест в жены, и тоже - иначе не ложилась она в пятистопник. Вот две фразы из письма Вяземскому от 2 мая 1830 года: «Благодарю тебя, мой милый, за твои поздравления и мадригалы - я в точности передам их моей невесте». Через две фразы: Приезжай, мой милый, да влюбись в мою жену, а мы поговорим (...) И еще некоторый материал к размышлению. В письме от 24 января 1822 года 22-х лeтний Александр Пушкин отчитывает 16-летнего Льва Пушкина: «(...) как тебе не стыдно, мой милый, писать полурусское, полуфранцузское письмо. Ты не московская кузина (...)». Сам А.С.Пушкин почти никогда во французских своих письмах не переходил на русский - исключений лишь около десятка. И в пяти из этих случаев в русских кусках текста содержатся ямбические пятистопники, причем в двух случаях из этих пяти ямбы следуют непосредственно за французской частью письма (невесте 2 декабря 1830 г. и П.А.Осиповой 29 июля 1831 г. ) Кажется, французский пренебрежен здесь именно потому, что искали пути на бумагу эти ямбы: настолько толкал под руку неотвязный этот метр, что даже заставлял изменять собственным стилевым принципам. Чтобы ответить самим себе на вопрос о случайности или неслучайности пятистопного ямба в эпистолярной прозе Пушкина, вспомним, какие темы прозвучали в ямбических отрывках. В пятистопниках мы услышали о литературных заботах и дружеских связях, о вечном безденежье и о светской жизни, об ожидании любимого времени года и о поездке по пугачевским местам; в ямбах и обожание женки и, заодно, усилия по перевоспитанию этой недавней провинциалочки, и нежная любовь к детям и даже - взаимоотношения с властями и со всесильным монархом. Все то, что волновало великого человека, что составляло содержание основных его интересов в течение чуть более 20 лет его творческой жизни, - все это отражено в пятистопных ямбах. Конечно же, в качестве объекта стиховедения эти ямбические отрывки вполне соответствуют термину «случайные ямбы», ибо они никак не выделены автором из ткани эпистолярной прозы и мы не имеем оснований считать, что они творились как стихи. В то же время количество обнаруженных пятистопников (а их не менее семи сотен в выделенных на сегодня шести сотнях отрывков) позволяет считать их явлением, требующим изучения и осмысления. В прозе Пушкина обнаруживаются и дактилические включения, и анапест. И если обстоятельства позволят мне продолжить эти интересные поиски, то не забыть бы уж совсем смешные хореические четырехстопники - в письме жене 30 октября 1830 года из Болдина: «Если при моем возвращении я найду, что твой милый, простой аристократический тон изменился, разведусь, вот те Христос, и пойду в солдаты с горя[16]. Очень трудно представить себе, чтоб эти звонкие отточенные строчки написались бы сами собой, и уж совсем немыслимо, чтобы Пушкин не услышал их и не усмехнулся бы им. Как трудно поверить и в случайное, помимо умысла писание двух- трех- четырех- строчных отрывков пятистопниками. V. Случайные ямбы в прозе XIX века. 1. Возникает вопрос: а может быть, пятистопные ямбы вообще, так сказать, витали в воздухе, которым жила русская художественная и эпистолярная проза XIX века? Мною проанализированы адекватные по объему отрывки из «Капитанской дочки», «Пиковой дамы» и «Метели», а также из писем и из «Княжны Мери» Лермонтова, из горестного письма Жуковского Сергею Львовичу 15 февраля 1837 г., из писем К.Батюшкова, из «Матросских досугов» - рассказов-уроков для в большинстве неграмотных матросов Вл.Даля, из рассказа Н.Дуровой «Угол» и из «Былого и дум» Герцена. Отрывки ни по каким признакам не выбирались, а везде брались от начала. Ямбические пятистопники есть везде. Количество ямбических отрывков на принятый за единицу объем текста всюду разное, однако у всех авторов оно ниже среднего их числа в письмах Пушкина жене. Очень разнится и количество зачинов фраз: в «Княжне Мери» оно в 13 раз ниже среднего их числа для писем Пушкина Наталье Николаевне, в письмах Батюшкова и Лермонтова и в повести Н. Дуровой «Угол» - почти в 4 раза ниже, в «Метели» Пушкина почти в два. В то же время, в «Пиковой даме» оба эти числа меньше рекордно скудного их количества в письмах Пушкина - в его письмах шефу жандармского корпуса Бенкендорфу. Таким образом, наличие ямбических пятистопников в письмах Пушкина не есть исключительное явление в прозе I половины XIX века. Чтобы придти к каким-то достоверным выводам относительно места и значения пятистопных ямбов эпистолярной прозы Пушкина в русле русской прозы XIX века, предстоит рассмотреть значительно больший сравнительный материал. 2. В данной работе ямбические пятистопники не рассматриваются как факт русской литературы XIX века. Здесь делается попытка соотнести наличие или отсутствие ямбических отрывков, их меньшее или большее количество, их объем и место во фразе в письмах Пушкина к определенному адресату с психологическими моментами, сопутствующими эпистолярному общению с разными людьми в разное время, при различном эмоциональном состоянии. VI. А почему именно «пятистопные без рифм»? Следует сказать, что пятистопный ямб как стихотворный размер особых возможностей Пушкин выделял уже в ранней молодости. «С нетерпением ожидаю успеха «Орлеанской девы», - пишет он брату 4 сентября 1822 года. И продолжает: - Но актеры, актеры! - пятистопные стихи без рифм требуют совершенно новой декламации». Здесь говорится о предстоящей постановке трагедии Шиллера в переводе Жуковского. Старый театрал, Пушкин понимал, чувствовал невозможность адекватного ее воплощения тем рутинным театром, где образцом «трагического» был - цитирую дальше - «драммоторжественный рев Глухо-рева» Еще - письмо Жуковскому в апреле 1825 года: «(...) если меня оставят в покое, то верно я буду думать об одних пятистопных без рифм». В этих словах, думается, не только весть о работе над «Борисом Годуновым», но и свидетельство понимания высоких возможностей размера, которым будет написан не только «Борис Годунов», но и все маленькие трагедии великой Болдинской осени, и так и не оконченная «Русалка», и горькое и светлое «Вновь я посетил ... » 1835-го года. Напрашивается вывод, что эти потаенные и не очень случайные ямбические пятистопники, мощным ключом забившие в письмах к брату 1820 и особенно 1822 годов и не иссякавшие до последнего письма, написанного в утро перед дуэлью детской писательнице Ишимовой, - пятистопники эти есть предвестие настроя Пушкина на работу над грядущими драматическими шедеврами уже в те ранние годы. VII. И еще одно угадывается в пятистопниках, найденных в письмах к жене. Эти загадочные ямбы несут в себе ответ на вопрос, который вот уже более полутора столетий мучает читательниц, и даже А.Ахматова и М.Цветаева не могли его решить: а на той ли женщине женился их Пушкин? Так вот, количество этих ямбов, которыми буквально пронизаны письма Александра Сергеевича к его «женке», разнообразие тем, звучащих в пятистопниках, нежность его, его забота, его тревога о ней, которые светятся в ямбах - все эти потаенные ямбы в прозе, а не только прекрасные лирические стихи, посвященные его Мадонне - голосуют за Ташу Гончарову. А.В.Васильева П р и м е ч а н и я   1 Slavic poetics. Essays in honour of Kiril Taranovsky. - 1971. Mouton, the Hague-Paris. 2 Разговор происходил в 1986 г. 3 На начало 1999 г. 4 Такое ударение я позволила себе потому, что у Пушкина в «Дорожных жалобах» есть строки: Иль со скуки околею Где-нибудь в карантине. А позже нашла в «Матросских досугах» казака Луганского (псевдоним Вл.И.Даля): «Тут сорок дней карантина». 5 Под «почти» здесь и в дальнейшем разумеются случаи, когда в начале первой или в конце последней строки отрывка недостает одного-двух слогов. 6 В «Приложение», где перечисляются 409 найденных мною пятистопников, этот случай, для меня несомненный, я, тем не менее, не включаю. 7 Пушкин А.С. Полн. собр. соч. в 10 т. - Т.8. - Л.: «Наука», 1978. - С.167. 8 «Почти полные» - см. сноску 5 на с.178. 9 «Почти полные» - см. сноску 5 на с.178. 10 При этом, конечно, я отдаю себе отчет в том, что разбивка «чего-нибудь» в две строки - для Пушкина вещь невероятная. Но он ведь это стихами и не писал - само писалось. Просто рука в ямбическом порыве разогналась до девятистопника. 11 У Пушкина это даже одна фраза, т.к. это «если» написано с маленькой буквы. 12 Пушкин А.С. Полн. собр. соч. в 10 т. - Т.10. - Л.: «Наука», 1978. 13 А.С.Пушкин в воспоминаниях современников. - Т.2. - М., 1985. - С.293. 14 Пушкин А.С. Полн. собр. соч. в 10 т. - Т.10. - С.321. 15 В письме к теще около 25 августа 1834 г. 16 В письме это, конечно же, сплошной строкой, а не в «столбик».