В октябре Правительство издало постановление о государственной аккредитации научных учреждений. В соответствии с ним к таким учреждениям относятся те, в которых научно-техническая деятельность основная и составляет в среднем не менее 70% общего объема выполненных работ за последние три года. «В среднем» - сформулировано не случайно, потому что многолетняя практика институтов СО РАН говорит о том, что процентов на 60 в них фундаментальных (бюджетных) работ и процентов на 40 - прикладных, хоздоговорных, позволяющих нашим НИИ подзарабатывать, как-то восполнять бюджетную скромность, если не сказать нищету. Это почти оптимальное соотношение. Постановление Правительства узаконило то, к чему академическая наука уже готовилась задолго до октября. Было давно ясно, что рано или поздно «секвестр» доберется и до Академии, и ей придется перестраиваться, ужиматься, сокращаться, все больше концентрируя усилия на главных направлениях и приоритетах. Как идет этот процесс? Об этом наша беседа с Н.Л.Добрецовым.

- Аккредитация институтов, - говорит Николай Леонтьевич, - это только стартовая позиция для реформирования науки. Особенно для работы внутри самих наших научных учреждений. Главные реформы еще впереди. Тем не менее уже первый этап - аккредитация - многое выявил. В частности, он подтвердил правильность курса СО РАН на организацию объединенных институтов. По этому пути сейчас реформируется академическая наука и в Москве, и в других отделениях академии. Правда, путь этот не был устлан розами. Объединенные институты де-факто существуют, а вот де-юре много неясного, и прежде всего в их статусе. Сейчас эта юридическая неясность устраняется совместными усилиями. Ну а пока уточню, что наше Отделение в результате аккредитации уменьшилось на 10 институтов. Но как? Одни, да, действительно были ликвидированы. Конструкторско-технологические институты и СКБ стали частью объединенных. Они - преимущественно прикладные научные учреждения и их представлять на аккредитацию как академические было бы невозможно. А в составе объединенных институтов доля прикладных работ в общем объеме исследований не 90%, конечно, а гораздо меньше. Это соотношение уже всех устраивает.

- Николай Леонтьевич! Это реформирование отдает какой-то формой, - напоминает смену вывесок...

- Это не так, не могу с Вами согласиться. Целью аккредитации были концентрация усилий и улучшение исследований на приоритетных, главных направлениях. Принимаясь за нее, наука провела полную инвентаризацию своих ресурсов. Мы увидели, что они немалые. Это во-первых. А во-вторых, стало ясно, где параллелизм, где усилия науки раздроблены. Теперь более понятно, как планировать институтам свое будущее в зависимости от конкретных ситуаций, а не по каким-то навязанным сверху схемам.

- А на каких институтах СО РАН аккредитация сказалась напрямую?

- В Красноярске два химических, а по существу, материаловедческих института объединены в один. В Томске Конструкторско-технологический институт стал отделом Института сильноточной электроники. Институт углеродных материалов в Кемерове вошел в состав Института угля.

- Просто ради сокращения или было еще какое-то обоснование?

- У ликвидированного института не было единого направления. В составе нового института появляется возможность стимулировать принципиально важное направление - по углехимии.

- Когда-то, как помнится, у нас была прекрасная школа по углехимии, но из-за преувеличенных надежд на нефть и газ и недооценки угля мы этой школой пренебрегли, и она зачахла...

- Без углехимии у угольной промышленности перспектив нет. Сырой уголь возить далеко невыгодно, нигде в мире этого не делают. Выгодно только морем возить. Но у нас почти везде уголь добывают далеко от морей. Следовательно, его надо сжигать на электростанциях поблизости от месторождений либо глубоко перерабатывать и возить продукты, полученные из угля. А глубокая переработка напрямую связана именно с достижениями углехимии. Так что при каждом реформировании преследуются свои цели и задачи. Мы исходим из стратегических интересов науки. При этом, конечно, задеваются интересы институтов и отдельных людей. Одним придется переквалифицироваться, другим совсем менять место работы. Процесс любого реформирования никогда не был и не будет простым.

Но нельзя не откликаться на процессы, которые происходят в жизни. Положим, в Тюмени был очень маленький, но крепкий и в большой степени теоретический Институт механики многофазных систем. Но до тех пор, пока его возглавлял академик Альберт Искандрович Нигматулин. Вместе с ним работало около 10 докторов наук. Но вот Нигматулин уходит, за ним институт оставляют большинство докторов, и это научное учреждение перестает соответствовать академическим требованиям. Пришлось его преобразовать в филиал новосибирского Института теоретической и прикладной механики.

Как не отвечающий академическим требованиям был ликвидирован РИТЦ - инженерный центр в Томске. Он скорее всего будет превращен в фирму. Примерно такая же судьба ждет и Конструкторско-технологический институт электронно-лучевых технологий в Иркутске. Сложный случай в Улан-Удэ и Чите. Институты там тоже не отвечали многим академическим критериям. На их базе создан сейчас объединенный Байкальский институт природопользования. А физики из этих институтов, которые чисто формально раньше объединялись с химиками, вошли в самостоятельный отдел под крылом Бурятского научного центра. Эта «перетасовка» тоже связана со стратегическими задачами. Речь идет об усиленном изучении проблем Байкальского региона, который вызывает большое внимание во всем мире. Этот регион нуждается в комплексном институте, где было бы развернуто прежде всего изучение эколого-экономических проблем.

- Слушаю Вас, Николай Леонтьевич, и во мне нарастает сожаление. Столько сил Сибирское отделение отдало тому, чтобы появились и крепли академические ячейки не только в Новосибирске, но и в других городах Сибири. А сейчас аккредитация, реформирование науки, если судить по Вашему рассказу, бьет преимущественно по ним. Многие, как я понимаю, просто не успели подрасти до необходимого уровня.

- Я с такой пессимистической оценкой не соглашаюсь, - возразил Н.Л.Добрецов. - Проводимая реструктуризация, концентрация сил как раз поможет сохранить и развить эти ячейки академической науки. Другое дело, что заниматься чуть ли не всем возможным в таких островках науки сегодня нельзя. Это непозволительно. Надо сосредоточиваться на главном, на том, что получит поддержку регионов и Президиума СО РАН. У нас нет возможностей растекаться по древу. С другой стороны, мы прекрасно понимаем, что некоторые институты действительно просто не успели выйти на мировой уровень. Но у них есть такая перспектива. И мы их сохраняем. Особенно, если есть надежда на появление своей научной школы.

Академики Н.Л.Добрецов и Г.И.Марчук в Иркутском научном центре.

Скажу Вам откровенно, что это сейчас главный для нас критерий - есть научная школа или нет. Можно иметь 15 докторов наук, но они могут быть как растопыренные пальцы. А можно иметь 5, но одной школы, одного направления.

- Я так понял, что теперь можно не учитывать число докторов наук в институте?

- Внутри института, несомненно, надо учитывать. Так же, как и индекс цитирования, и публикации в ведущих научных журналах, патенты и т.д. Но при аккредитации всего института для нас гораздо важнее наличие научной школы.

- Но вот сейчас на правительственную премию выдвинута работа Вашего объединенного института по газовым хроматографам «Эхо». Насколько мне известно, это результат чисто прикладных работ в Конструкторско-технологическом институте геофизического и экологического приборостроения. Не снизит ли нынешнее реформирование высокий класс таких прикладных работ?

- Этот КТИ в свое время вырос на базе отраслевой лаборатории военно-промышленного комплекса. Он остается в составе нашего Объединенного института геологии, геофизики и минералогии, но, правда, с несколько урезанными правами, чем раньше. У него очень тесные связи с учеными, работающими на фундаментальных направлениях: с геофизиками, геохимиками, нефтяниками. Все они в своих исследованиях используют хроматографы «Эхо» и их модификации. Для прикладников такая связь дает больше приобретений, чем потерь. Откровенно говоря, я потерь не вижу, хотя и не исключаю, что какие-то скрытые потери и есть. Но сегодня надо создавать новые приборы на четко ориентированного заказчика.

Когда мы вышли на рынок, то поняли, что многие наши разработки, хотя и сильные с научной точки зрения, совершенно никому не пригодятся и будут бесполезны, если не найдется конкретный заказчик или ниша на мировом рынке, в которой разработка сможет найти свое место. Но рынок сегодня уже занят, сформировался, и пробиться на него можно двумя путями - либо найти свободную нишу, либо кого-то вытеснить с рынка разработкой более высокого уровня. Вторая задача - по вытеснению - очень сложная. Нас не только не пускают на мировой рынок. Против нас направлен весь букет дискриминационных мер.

Но пробиться все-таки можно. Принципиально новые работы появляются благодаря широкому применению компьютеров, различным автоматизированным системам, более тонкому изучению глобальных изменений и загрязнений. Сейчас, например, определять ПДК всего по пяти компонентам - допотопщина. Сегодня это считается грубой работой. Нужны более тонкие и обширные измерения. А раз так, то наши «Эхо» имеют все шансы найти широкое применение. И не только для целей экологии, но и при выявлении, например, наркотиков. С тем же терроризмом, а это горькая реалия нынешней жизни, надо бороться не только пулей, законом, но и современными приборами, совершенным оборудованием.

- Наша цель в реформировании науки, если сказать коротко, - продолжал председатель Сибирского отделения РАН, - сохранить лучших и помочь им.

- Деликатное это дело - определять в науке лучших...

- Но во всех случаях мы должны принимать во внимание приоритеты, главные направления, которые обеспечены лучшими кадрами.

- Приоритеты государства?

- Да. Но при этом имея в виду, что без поддержки лучших кадров все разговоры о приоритетах бессмысленны. С ними реально решение самых сложных задач. А если их нет, все становится невыполнимым. Вспомним историю. Академические ячейки появлялись прежде всего не потому, что был приказ или решение, а была личность, научная школа. Надо иметь людей, которым веришь и доверяешь.

- Что-то в Вашем рассуждении меня не устраивает, Николай Леонтьевич. В литературе гении не появлялись без среднего слоя писателей. Для появления ярких личностей нужна определенная среда, какой-то передаточный слой, выдвигающий самых талантливых.

- Так же и в науке. Без научной школы, без постоянного притока молодежи выдающиеся личности по обыкновению не появляются. Они выходят из атмосферы научного поиска, общего духовного и интеллектуального горения. Я совершенно согласен с академиком В.М.Титовым, который нередко говорит, что главное достижение Сибирского отделения - создание выдающихся научных школ.

Н.Л.Добрецов - председатель СО РАН.

- А все ли они сохранились, нет ли примет исчезновения и распада?

- Есть. Ну, Вы же сами приводили один пример - по углехимии. Это связано со многим - с падением престижа науки в обществе, с уходом части талантливой молодежи в бизнес и другие сферы, с недооценкой роли науки для жизни и развития общества. Сейчас для спасения научных школ порой нужны не только средства и титанические усилия, но и изобретательность. К счастью, нас нередко выручало то, что пусть у нас не было суперкомпьютеров, но у нас были супералгоритмы. Иначе говоря, нас выручали интеллект, высокая квалификация кадров. Мы умели и умеем для проверки экспериментальных идей находить такие оригинальные подходы, когда можно добиться намеченных целей сравнительно дешевым способом.

- Словом, голь на выдумки хитра...

- Не случайно же, что на наших ученых спрос за рубежом до сих пор. Они получают большие результаты «малой кровью». Кроме того, они как бы негаснущие поставщики свежих идей.

- Но в нашем обществе убеждены, что за идею не платят.

- Неправда. В мире за идею платят. Да еще как! Все компании мира ищут новые идеи и платят за них. И на мировой рынок надо прорываться именно со свежими идеями. Во многих случаях лучше как раз с них начинать, чтобы сразу, уже в начале пути, приспосабливать разработку к рынку.

Но хватит о рынке. Тем более что мы никогда не согласимся, что наука, особенно академическая, вся подряд должна быть приспособлена к рынку. Это только одна задача науки. Важная, которая требует постоянного внимания, но все же не главная. А главная задача науки - добывать новое знание. Недавно об этом образно и точно сказал академик В.Е.Накоряков: «Нет физика, который бы не мечтал стать лауреатом Нобелевской премии». То есть нет физика, который бы не хотел прославиться добытыми им новыми знаниями, открытием. Это внутренний стимул. Но очень сильный и необходимый для ученого.

А потребность государства прежде всего выявляется в уровне образования. Уровень высшего, а через него и среднего образования решающим образом зависит от того, какая в стране фундаментальная наука - полноценная или нет, есть ли новые идеи и ведется ли научный поиск. Считаю, что это задача номер один для государства.

- А номер два?

- А номер два - национальная безопасность, которая невозможна безнаучных, в том числе и прикладных, исследований. Скажем, что могут сделатьдля национальной безопасности биологи? Оказывается, очень многое. Недавномне довелось слушать их выступления на заседании Президиума РАН в Москве.Они говорили о том, в частности, что среди потенциальных опасностей можетбыть вспышка еще неведомых нам эпидемий или «загадочное» бактериологическое оружие. Оно невидимое и гораздо более дешевое, чем все остальные виды оружия. И невозможно будет предсказать, когда оно может быть применено, да еще, конечно, без всякого объявления войны. Сейчас нам вроде бы никто не угрожает, но национальная безопасность должна предусматривать и такой вариант. Возможно даже локальное, ограниченное территориально, воздействие на генетический код человека. Иначе говоря, где-то людей можно превращать в рабов по поведенческим реакциям. Не допустить этого - задача не только, положим, силовых ведомств, но и фундаментальной науки. Нужны меры защиты, такую опасность надо предсказывать. Опыт отечественной науки этому учит. Нельзя забывать, что весь ядерный проект у нас «вышел» из лаборатории Курчатова, которую даже в Академии наук одно время считали бесперспективной и малоэффективной.

Ну и задача номер три для науки - помогать подъему промышленности. Но здесь главная роль принадлежит науке отраслевой, вузам, национальным центрам. Работать надо по тому перечню технологий, по которым мы реально можем прорваться и выйти вперед. А те, по которым не можем, надо покупать. Так поступает весь мир.

- Все-таки, как следует из Вашего рассказа, задачи у науки сужаются. Уже хотя бы потому, что она концентрируется на главных направлениях. Многое будет причислено к второстепенному, и, следовательно, реформирование «пройдет» по судьбам людей, честно работавших в науке. Не так ли? Я понимаю, что при этой научной перестройке высвободятся некоторые средства, и труд лучших может быть щедрее оплачен.

- Массового сокращения кадров больше не будет. Мы об этом твердо заявили. Реформирование будет весь следующий год идти эволюционным путем. Да, оно уже помогло нам сконцентрировать людей, силы и средства на основных направлениях. Есть возможность теперь всем сотрудникам Отделения повысить минимальную зарплату в 1,5 раза, а с учетом других выплат - и в 2 раза. Но это в среднем. А некоторые будут получать больше и в 3, и в 4 раза. Впрочем, некоторые так и получали, но раньше это скрывали, а сейчас будет узаконено. Это касается лидирующих лабораторий. Мы не будем зарплату размазывать ровным слоем по всем. Лучшие будут получать больше. Но по судьбам людей ходить не собираемся. Задача в постепенной смене поколений, при которой сотрудники, исчерпавшие свой ресурс, будут вытесняться молодежью. Так же, как будут «вытесняться» и неэффективные направления, лаборатории.

- Но эффективность лабораторий зависит не только от людей, но и, к примеру, от оборудования... А тут, куда ни придешь, стон стоит.

- Факты не совсем это подтверждают. Уже сегодня наши институты процентов на 20-25 обновили свой приборный парк. А если нам удастся открыть обещанные Отделению две кредитные линии, то за ближайшие три года мы обновим уже половину приборного парка. Не удастся - не обновим. Но задача такая поставлена. Думаю, приведенных фактов достаточно для утверждения: академическая наука при всех трудностях не только выживает, но и живет, развивается. А реформирование, как мы надеемся, науку укрепит.

		Добрецов Н.Л. Главные реформы впереди: интервью Р.Нотману, научному обозревателю газеты «Советская Сибирь» // Российская академия наук. Сибирское отделение: Стратегия лидеров / Сост. В.Д.Ермиков, Н.А.Притвиц, О.В.Подойницына. - Новосибирск: Наука, 2007. - С.393-400.



		ОГЛАВЛЕНИЕ • ФАЙЛ PDF